Александр Богданов - О пролетарской культуре (1904-1924)

Но это было еще за шесть лет до новой революционной волны, которая впервые создала объективные условия организации такого Университета.

Революция, вышедшая из мировой войны, поставила у нас культурную задачу рабочего класса в полном ее масштабе. Жизнь предъявила ему гигантские требования, сначала в смысле спешной самоорганизации, потом в смысле вынужденного руководства всей государственной и хозяйственной жизнью страны в состоянии величайшей разрухи и обнищания. Культурная отсталость мучительно чувствовалась во всех попытках разрешения этих задач, а в то же время было ясно, что механическое усвоение организационных форм и методов старой культуры недостаточно для действительного решения, ибо как раз эти формы, эти методы и привели к небывалому краху. Идея самостоятельной пролетарской культуры приобрела характер ультиматума, поставленного историей нашему рабочему классу.

Вопрос о Пролетарском Университете является одним из неизбежных и важнейших выводов отсюда. Тем не менее первый год революции не успел поставить его на очередь. Культурная работа исходила из конкретных потребностей, выдвигавшихся в ходе революции, а потому шла от частных задач к общим; и в просветительном деле работа у нас началась с массы практических курсов, а также курсов общеобразовательных в смысле гражданской и вообще социальной грамотности, как различные «солдатские университеты», «районные курсы» и т. п. Но требования жизни расширялись и становились все радикальнее: ни узкопрактические краткосрочные курсы, ни школы социальной грамоты не могли дать опоры для самостоятельного социального строительства. Выступил вопрос о высшем пролетарском образовании.

К нему подходили с двух различных сторон, намечали два разных пути для его решения. Одни предполагали просто использовать аппарат старых государственных, т. е. буржуазных университетов, приспособив его для этой цели при помощи некоторых реформ и дав свободный доступ к нему всем желающим товарищам. Другие – и мы в том числе – находили это решение частью недостаточным, частью даже ошибочным, и воскресили лозунг Рабочего Университета.

Первые рассуждали очень просто. Если старые университеты могли приготовлять достаточно организаторских сил для хозяйства буржуазии, то, служа рабоче-крестьянскому государству, они приготовят их сколько потребуется и для него. Прежняя организаторская интеллигенция в большинстве не желает служить ему, – надо заставить университеты создать новую интеллигенцию, пролетарскую, надо, следовательно, ввести в них кадры студентов-рабочих. Препятствие – в том, что у рабочих не хватает предварительных знаний и предварительного усвоения методов: уменья пользоваться литературой, лабораториями и т. п. Все это следует им дать путем ряда подготовительных курсов; если и устраивать «рабочие университеты», то для этой же цели и с таким же захватом. Конечно, старые гимназии за 7‑8 лет весьма плохо выполняли эту задачу, и до сих пор студентам приходилось начинать все с того же усвоения методов работы; наши целесообразно устроенные курсы выполнят ее гораздо лучше за первый же год работы. А тогда аудитории университетов наполнятся рабочими-студентами; и через каких-нибудь 2‑3 года, – ибо эти студенты будут учиться не так, как прежние, – рабоче-крестьянское государство получит многочисленную и надежную рабочую интеллигенцию.

Сторонники этого плана исходят из той мысли, что университетская наука и есть наука вообще, т. е. внеклассная. Мы же думаем, что это – наука буржуазная и, следовательно, обуржуазивающая; только люди, обладающие глубокой пролетарско-классовой сознательностью, способны противостоять этому влиянию, а не те, кто получили лишь спешную подготовку в общей технике научной работы. Опыт показал, что старая наука и сама по себе, даже при вполне самостоятельном ее изучении, нередко из энергичных выдающихся рабочих, которые вопреки всем препятствиям ей отдавались, вырабатывала буржуазных интеллигентов. Тем сильнее это действие в обстановке и атмосфере веками сложившейся университетской организации, буржуазно-классовой по происхождению, при руководстве старых ученых, в этом же духе ею воспитанных. Чтобы использовать науку этих университетов, пролетарию надо уже стоять выше нее по своему миропониманию, быть подготовленным к ее критическому, а не просто ученическому восприятию. Следовательно, и для этой цели Пролетарский Университет необходим, – не как замена гимназии, а как школа целостного мировоззрения и глубокого овладения научными методами.

Но рабоче-крестьянское правительство реформирует старые университеты… Может быть, эта реформа, идя дальше и дальше, как раз и превратит их в то, что для пролетариата требуется? Возлагать на это надежду было бы крайне ошибочно.

Дело в том, что перестраивать организации, созданные работой веков и вполне оформленные, вообще несравненно труднее, чем строить вновь. Только при одном условии перестройка может идти быстро и успешно, – когда она делается по готовой модели. Но вырабатывать эту модель в самих же старых университетах, т. е., очевидно, в неизбежном сотрудничестве с представителями буржуазной науки, значило бы извратить решение задачи в самом его зародыше. Ясно, что такая модель должна вырабатываться вполне самостоятельно в пролетарски классовой идейной обстановке.

Весною 1918 года была сделана попытка организации «Пролетарского Университета» в Москве [28] Дело идет здесь о попытке Паушкина, Фирсова и др. . Она кончилась полной неудачей. При ее ликвидации причины были вполне выяснены.

Первая, и быть может, сама по себе уже достаточная заключалась в том, что дело не из коллектива исходило и не коллективно велось с самого начала. Это была инициатива небольшого кружка лиц, проявивших, несомненно, значительную энергию, но не обладавших соответственным опытом. Планы и программы, выработанные спешно, оказались неудачными; лекторский состав, набранный на основе недостаточных связей, частью неподходящий к задаче. Участие слушателей в руководстве делами университета было вначале ничтожным, а потом оно было усилено, но зародыши крушения успели развиться.

Другая причина тоже очень важная: состав слушателей в большинстве получился не пролетарский. Аудитории заполнила, с самого начала, главным образом трудовая интеллигенция Советских учреждений. Было бы вредно и нелепо закрывать ей доступ в Пролетарский Университет, но ее решительное преобладание, определяя общий дух учреждения, стояло в противоречии с самой его идеей. Преподавание должно было, конечно, приспособляться к большинству слушателей; ясно, что на этом пути настоящий Пролетарский Университет не мог развиться и в дальнейшем.