Коллектив авторов - Опыт словаря нового мышления

Всего лишь через три года после опубликования на Западе книги Александра Солженицына «Архипелаг Гулаг» это варварское сокращение было введено в «Робер», известный толковый словарь французского языка. Гулаг получил в нем такое определение: «Концентрационный лагерь для политических заключенных, ставший символом царящего в СССР гнета».

Замечательный успех слова, превратившегося в политический символ! Поразительное непонимание исторической реальности, выраженное в определении! Однако скольжение от исторического аспекта к политическому в высшей степени показательно. Мы еще вернемся к этому. Сколько же политических заключенных в прямом смысле этого слова находилось в Главном управлении лагерей (Гулаге), описанном А. Солженицыным? Сколько приходилось на одного партийного активиста, арестованного по обвинению в «правом уклоне» или в «троцкистской контрреволюционной деятельности», простых колхозников, осужденных за кражу нескольких снопов с не принадлежащего им более поля, рабочих и мастеров, посаженных за «умышленное повреждение» машин, а также обыкновенных «уголовников»? Мир Гулага, и в этом один из уроков книги Солженицына, состоял не только из выдающихся деятелей, арестованных за их политические убеждения, это просто-напросто образчик советского общества, взятый в натуральную величину. Признание сокращения-символа Гулаг является неким результатом, завершением долгого и мучительного пути, избранного около полувека назад рядом светлых и смелых умов, которые решились тогда заявить о немыслимом: 6 том, что в «стране социализма» существуют концлагеря. Крупные публичные процессы, проходившие в Москве в конце 30-х годов, были скорее событиями-ширмами, нежели специально подготовленными представлениями. Сенсационные признания «старых большевиков», «хитроумные ходы кремлевских отравителей» долгое время маскировали более прозаические ужасы Гулага. После второй мировой войны, несмотря на появление множества неопровержимых свидетельств, подавляющее большинство мыслящей элиты придерживалось точки зрения известного персонажа, выведенного Симоной де Бовуар в ее романе «Мандарины»: «Говорят о лагерях в России. Но здесь я согласен с мнением В. Это отвратительно, заявляет он, но, организуй мы кампанию против концлагерей, буржуазия будет премного довольна». К тому же склоняется и властитель дум послевоенного поколения интеллигенции Жан Поль Сартр в своей известной формуле «Не следует приводить в отчаяние Бийанкур». Общественное мнение Запада осознало масштабы распространения концлагерей в СССР в сталинский период лишь через многие годы. Пришлось ждать разоблачений «оттуда», приходивших в виде сомнительных слухов, почерпнутых из «секретного доклада», в подлинность которого мало верили, а затем в виде публичных выступлений делегатов XXII съезда КПСС в 1961 г.

Таким образом, когда в 1973 г. вышел «Архипелаг Гулаг», почва для него была подготовлена. Этот труд, скромно названный автором «очерком художественного исследования», удивительное сочетание исторического поиска, социально-этнографического анализа и собственной исповеди зека Александра Солженицына, в несколько месяцев стал мировым бестселлером. Своим успехом книга обязана не только той силе, с какой описан мир концентрационных лагерей, но и поразительной ясности анализа. Лагеря не являются тем, чем их пытались представить в своих путаных писаниях многие другие свидетели и жертвы сталинизма, а именно «случайностью истории», поверхностным явлением, свойственным «периоду культа личности», «нарушением социалистической законности». Они присущи советской системе. Архипелаг Гулаг был заложен в первые недели нового строя, в тот момент, когда русский народ беспрекословно принял провозглашенную Лениным в январе 1918 г. «единую общую цель» - «очистить русскую землю от всякой нечисти». Первые островки архипелага быстро превращаются в континенты, одновременно идет слияние «страны Гулаг» со Страной Советов. С этой точки зрения история 60 лет советского строя есть не что иное, как история борьбы тоталитарного государства против человека, история порабощения человека государством и постепенного подчинения человека гнету, принятия им рабского состояния. Сторонник строгой нравственности Солженицын, для которого в каждой нации, как и в каждом человеке, идет борьба между Добром и Злом, заключает: «В нас не оказалось любви к свободе. Мы потеряли меру свободы».

Труд Александра Солженицына сразу же показал себя книгой революционной, стал новой Библией, книгой борьбы и веры для всех, кто разочаровался в социализме, для многих и многих людей, переставших верить Марксу, Энгельсу и Ленину и обратившихся к поискам ключа, который помог бы им наконец понять этот странный мир под названием Советский Союз.

Несколько опечаленных умов - из числа историков, которым тут же навесили оскорбительный ярлык ревизионистов, - тщетно пытались доказать, что отдельные области экономики, социальной жизни и политики в период с 1917 по 1956 год не были полностью и в равной мере поражены концлагерной язвой; слово «Гулаг» стало своего рода волшебным ключиком. «После прочтения «Архипелага Гулаг», - писал в 1975 г. А. Глюксман, бывший маоист, поднявшийся с тех пор до звания «нового философа», - нам не остается ничего другого, как объявить теоретическим кретинизмом все доктрины, которые говорят о более или менее социалистической России… СССР - страна капиталистическая и фашистская (конечно, этот фашизм более тонок, более образован, более критичен, чем нацистский), - читаем мы черным по белому в «Архипелаге Гулаг». Таковы наши источники, и они ничем не хуже источников, которыми пользовался Маркс».

Глобальное - историческое, философское, моральное - исследование этого советского «феномена» показывает, что Гулаг, согласно определению, данному в словаре «Робер», является «символом царящего в СССР гнета». Эта формула не замедлила появиться на закрытой арене политических дискуссий между правыми и левыми силами. В частности, во второй половине 70-х годов Гулаг сыграл в политическом противостоянии внутри французского общества ту же самую отпугивающую роль, какую играл полвека назад устрашающий образ «человека с ножом в зубах».

Но времена изменились. Вспоминать о гулаговском социализме или советском фашизме в период перестройки и крупных успехов в средствах массовой информации «человека 1988 года» М. Горбачева представляется неуместным. Ведь и сама советская печать публикует классиков лагерной литературы: «Крутой маршрут» Е. Гинзбург, «Колымские рассказы» В. Шаламова, «Факультет ненужных вещей» Ю. Домбровского и многих других. В Москве идет (наконец-то) подготовка в возведению памятника жертвам сталинизма, чтобы вернуть народу ту память, которую Солженицын хотел сохранить, создавая свой «Архипелаг». Однако и сегодня в Советском Союзе неоднозначное отношение к этой книге и происходит это потому, что в «Архипелаге», как заявил недавно в Москве один из выступавших на вечере, посвященном семидесятилетию писателя, «изложена глобальная альтернативная концепция нашей истории» и что «при нынешнем брожении умов эта книга опасна». «Мы не должны забывать о ней, но готовы ли мы ее объяснить?»