Тимоти Мортон - Стать экологичным

Хотя это кажется довольно разумным, в стиле ограниченной экономии есть существенное упущение, а значит, в конечном счете он не может удовлетворить — по крайней мере в духовном плане — тех, кто стремится его поддерживать. Поскольку сбои и неполадки глубже (гладкого) функционирования, у энергии вещей есть избыточная интенсивность, которую невозможно эффективно сдерживать. Соответственно, возникает недостаток внимания к тому, что именно эффективно поддерживается. А поскольку модель эффективности всегда будет немного отставать от событий (пусть хотя бы на несколько мгновений: вы не можете радикально опережать события, поскольку нужно собрать данные о текущей ситуации, чтобы эффективно с ней работать), она никогда не сможет точно отслеживать состояние вещей, несмотря на то что обещает именно это.

Художники разных направлений и люди, принадлежащие к различным духовным традициям, проблему понимают интуитивно. В их традициях цель — не столько избавиться от негативных эмоций или даже трансформировать их, сколько принять их и раскрыть их внутренние энергии, которые вырываются за пределы эго: основной проблемой считается само эго, а не восприятия или различные феномены, происходящие в его пределах, например гнев. И опять же, страдание вызывает не то, что вы думаете, а то, как вы думаете . Гнев время от времени возникает, но, если вы не цепляетесь за него, он становится просто еще одним цветом или ароматом энергии. Речь не о том, что эмоции надо отталкивать или отрицать, а о том, что надо изучать их, не слишком за них цепляясь. Если же вы за них цепляетесь, ощущения будут просто ужасные: гнев «мой», так как же мне от него избавиться… Какие-то из этих идей должны войти в свод экологичности, иначе существует опасность построения общества контроля (если использовать специальный термин Делёза), которое будет настолько суровым, что, как я уже говорил, сегодняшнее общество, и так почти невыносимое, покажется в сравнении с ним полной расслабухой.

Кроме того, предельным горизонтом эффективности выступает нефтекультура , а именно тот факт, что нефть, ценный токсичный ресурс, диктует нам, как себя вести. В мире без нефти не нужно было бы придумывать экологические действия в тональности нефти. Иначе мы вели бы себя по законам энергетической экономики, которой больше нет. И в этом не было бы ничего замечательного. Я думаю, что экологическая политика должна быть направлена на расширение, модификацию и развитие новых форм удовольствия , а не на ограничение тех скудных радостей, которые у нас уже есть, раз мы мыслим только в том режиме, что дозволяется нашей актуальной практикой. Как выглядело бы удовольствие за пределами нефтяной экономики?

В прошлом году я перевел энергопотребление своего дома с плана, зависимого от ископаемого топлива, на такой план, который основан на ветровой энергии (в Техасе есть удивительно большой комплекс ветряных электростанций). Первые три дня действия нового плана я просто раздувался от самодовольства и сознания собственной добродетели. Я чувствовал себя очень чистым и эффективным. Мне казалось, наконец-то я понял, что такое устойчивое развитие . А потом…

Я понял, что могу устроить в каждой комнате дискотеку и всё равно причиню намного меньше вреда формам жизни, чем при использовании ископаемого топлива для обеспечения хотя бы элементарных функций дома. Солнечная и ветровая энергия означали бы прекращение выброса углекислого газа, так что глобальное потепление уменьшилось бы или даже прекратилось (в зависимости от того, сколько людей будет пользоваться солнечной энергией), что, в свою очередь, привело бы к уменьшению или даже прекращению вымирания форм жизни. К тому же быть мертвым — ужасное неудобство, если ваша цель — удовольствие; сохранение форм жизни само по себе служит источником определенного удовольствия (и не забывайте о том, что можно наслаждаться их существованием, получать удовольствие от того, что причиняешь меньше вреда). И тогда я понял, что именно таким было бы ощущение от жизни в экологически настроенном обществе. Вместо того чтобы надзирать за удовольствием, мы бы изобретали его новые разновидности.

Отсюда вытекает нечто почти невероятное. (И то, почему это невероятно, само по себе представляется интересным вопросом. Мы им еще займемся.) Приготовьтесь к удару.

Значительная часть экологических речей — это на самом деле речи от лица нефтяной экономики. По сути, почти все экологические речи на самом деле неэкологичны. Они чудовищно искажены нефтяной экономикой, в которой мы живем. Весь жаргон эффективности и устойчивого развития нацелен на конкуренцию за скудные высокотоксичные ресурсы.

Но если вы полагаете, что современная жизнь тяжела и что в ней слишком много ограничений, а также всевозможных форм надзора и контроля, приготовьтесь к худшему. Представьте себе, как выглядело бы экологическое общество, основанное на принципах ограничения и эффективности. Если мы движемся в этом направлении, я предпочел бы жить не на Земле, а где-то еще.

Экологическое сознание сталкивает нас с одним весьма неприятным фактом. В экологическом сознании больше нет никакого места «вовне», поскольку, как нам известно, слив из нашего туалета не поступает в специальное место, которое было бы где-то там «вовне», он просто отводится куда-то еще. Если нет «вовне», тогда нет и здесь . Мы утратили реальность. Самой важной ее частью был суффикс — о сть. И в свете экологического сознания мы хорошо понимаем, почему так вышло. Дело не в том, что у нас вообще ничего нет. У нас есть реальное . Но в нем больше нет особого смысла. В этом, собственно, и заключается проблема с режимом навала данных, и в этом ее объяснение. Режим навала данных просто подчеркивает неспособность вещей что-либо для нас значить. Наше сознание более не реализовано в человеческом масштабе, оно больше не настроено на антропоцентризм. В потенциале ситуация замечательна, если мы сможем «присвоить» ее и изучить. Однако нам понадобится проработать травму, а это большая работа. Надо будет выяснить, как жить теперь, когда мы стали законченными параноиками. Задача может оказаться очень сложной, но не неразрешимой: люди всё же способны восстановиться после травмы. Нам надо будет научиться более игривому отношению к отсутствию очевидного твердого основания смысла, отсутствию очевидного масштаба действий и наблюдений. И это тоже трудно, но не невозможно. В военное время люди учатся тому, как справляться со своей ситуацией, какой бы сложной она ни была. Можно научиться прокладывать путь через кошмар. Надо просто выйти из нашей зоны комфорта, помня о том, что некоторые человеческие зоны комфорта были чрезвычайно дискомфортными для других форм жизни, а в долгосрочной перспективе и для нас самих.