Дэниэл Деннет - Насосы интуиции и другие инструменты мышления [litres]

Итак, причины появились раньше тех, кто их формулирует. Отслеживаемые эволюцией причины я назвал “плавающими основаниями”, и этот термин, похоже, щекочет нервы немалого числа мыслителей, которые подозревают, что я взываю к каким-то духам – странным нематериальным идеям, которым не место в трезвом материалистическом представлении о реальности. Это вовсе не так. Плавающие основания не более призрачны или проблемны, чем числа или центры тяжести. Девять планет существовало задолго до того, как люди изобрели способ считать, а астероиды имели центры тяжести задолго до того, как физикам пришла в голову эта мысль и они сумели произвести расчеты. Не стоит путать числа с цифрами (арабскими, римскими или какими угодно еще), которыми мы их обозначаем. Цифры – изобретение человека; числа – нет. Причины – в том смысле, в котором я использую это слово, – подобны числам, а не цифрам. Мы должны с благодарностью говорить о причинах, которые эволюция распознала раньше, чем они были выражены или сформулированы исследователями-людьми или другими умами. Обратите внимание на поразительное сходство конструкций на рисунках ниже:

Термитник и Храм Святого Семейства Антонио Гауди очень похожи по форме, но их происхождение и конструкция сильно различаются. Структура и форма термитника обусловлены определенными причинами , однако эти причины не выражаются ни одним из термитов. Нет никакого термита-архитектора, который проектирует термитник, а отдельные термиты не имеют ни малейшего понятия о том, почему они строят его именно таким образом. Это компетентность без понимания. Структура и форма шедевра Гауди тоже обусловлены определенными причинами, но эти причины (в основном) объясняются замыслом Гауди. Гауди имел причины возвести именно такие формы, а форма термитника определяется другими причинами , однако термиты не имеют никаких причин возводить его именно таким образом. Есть причины, по которым деревья широко раскидывают свои ветви, но нельзя сказать, что деревья имеют на это причины. Поведение губок небеспричинно; поведение бактерий небеспричинно; небеспричинно даже поведение вирусов. Однако ни губки, ни бактерии, ни вирусы не имеют причин вести себя именно таким образом – причины им просто не нужны.

Существует множество причин такого поведения, но, как правило, организмы их не понимают. Они получают готовые паттерны поведения, сформированные в процессе эволюции, и извлекают из них выгоду, не осознавая их принципов. В природе эта характеристика встречается повсеместно, но часто ее скрывает наша тенденция принимать интенциональную установкуи считать поведение более разумным и рациональным, чем на самом деле. Как умны термиты, которые проветривают термитники с помощью удачно расположенных вентиляционных шахт! Как дальновидны белки, которые запасаются едой на зиму! Как хитры щуки, которые замирают на месте при приближении жертвы! Все эти стратегии действительно ведут к успеху в условиях жесткой конкуренции в природе, но их выгодоприобретателям не обязательно понимать все то, что понимаем мы в процессе их изучения. До нас никто не формулировал причины, которые обусловливают успешность этих стратегий.

Чтобы подчеркнуть независимость чисел и цифр, плавающих оснований и сформулированных причин, рассмотрим пример цикад. В 1977 г. Стивен Джей Гулд написал любопытную работу, в которой восхищенно заметил, что длительность репродуктивного цикла цикад (например, “семнадцатилетней саранчи”) всегда выражается простыми числами – так, цикл может продолжаться тринадцать или семнадцать лет, но не пятнадцать и не шестнадцать. “Как эволюционисты, – замечает Гулд (p. 99), – мы ищем ответ на вопрос почему. Почему, в частности, возникает такая поразительная синхронность и почему между эпизодами полового размножения проходит так много времени?” Ответ – красота которого очаровывает – заключается в том, что большое простое число лет между появлениями выводков позволяет цикадам минимизировать вероятность, что их обнаружат, а затем выследят и поймают хищники, которые сами появляются раз в два или три года или даже раз в пять лет. Если бы выводки появлялись, скажем, раз в шестнадцать лет, тем хищникам, которые появляются ежегодно, полакомиться ими удавалось бы нечасто, но при этом они служили бы более надежным источником пропитания для хищников, которые появляются раз в два или четыре года. Всегда в выигрыше оставались бы хищники, попадающие в фазу с цикадами и появляющиеся раз в восемь лет. Однако если длительность репродуктивного цикла цикад не раскладывается на множители, “пытаться” отследить их имеет смысл разве что тем видам, которым повезло иметь точно такую же длительность цикла (или цикл которых в несколько раз длиннее – мифическому 34-летнему пожирателю цикад голодать бы не пришлось).

Стоит пояснить, что основательность этого объяснения (которая, впрочем, еще не установлена) не опирается ни на какую гипотезу, предполагающую, что цикады понимают арифметику, не говоря уже о простых числах. Она не опирается и на понимание простых чисел процессом естественного отбора. Бездумный, ничего не сознающий процесс естественного отбора может эксплуатировать это важное свойство некоторых чисел, вообще не испытывая нужды его понимать. Вот другой пример: ни пчелы, ни Мать-Природа не испытывают нужды понимать геометрию, которой объясняется совершенство шестигранной формы сот. Можно привести и множество других примеров, в которых эволюция демонстрирует математическую компетентность без понимания.

Помните обескураживающую закономерность, которая наблюдалась в насосе интуиции о двух черных ящиках? Не нужно было располагать ни семантической, ни интенциональной интерпретацией ящиков, чтобы увидеть, что каждое нажатие на кнопку α зажигало красную лампочку, а каждое нажатие на кнопку β зажигало зеленую лампочку, – этот очевидный паттерн не требовал объяснений. Ученые в точности понимали, как выполняются вычисления и как передается сигнал при каждом отдельном нажатии на кнопку, однако не могли вывести общее правило. Чтобы объяснить существование закономерности, необходимо прибегнуть к семантической интерпретации. Иными словами, “макрокаузальный” уровень, на котором формулируется объяснение, не “сводится” к “микрокаузальному”.

Вот другой пример этого типичного явления. Вероятно, вы видели по телевизору, как газели убегают от хищника по равнине, и замечали, что некоторые газели, стремясь уйти от преследователя, время от времени высоко выпрыгивают в воздух. Такие прыжки называются смотровыми. Зачем газели их совершают? Очевидно, смотровые прыжки идут им на пользу, поскольку газели, высоко выпрыгивающие во время погони, редко оказываются пойманными и растерзанными. Эта каузальная закономерность наблюдалась в течение долгого времени, подобно закономерности кнопок и лампочек. И она тоже может обескураживать. Как бы хорошо мы ни представляли механику работы всех белков во всех клетках всех газелей и всех преследующих их хищников, это не поможет нам объяснить существование закономерности. Чтобы понять, чем она обусловлена, нам нужно обратиться к ответвлению теории эволюции, которое называется теорией дорогостоящих сигналов (Zahavi 1987; FitzGibbon, Fanshawe 1988). Самые сильные и быстрые газели выпрыгивают, чтобы показать преследователю свою физическую форму, сигнализируя тем самым: “Даже не пытайся меня догнать, поймать меня слишком сложно. Лучше обрати внимание на моих собратьев, которые не умеют так прыгать, ведь съесть их гораздо проще!” Преследователь считает этот сигнал подлинным, поскольку подделать его нелегко, и не обращает внимания на выпрыгивающих газелей. Это плавающее основание, которое не нужно понимать ни газели, ни хищнику. Иными словами, газель может даже не догадываться, почему при возможности ей стоит делать смотровые прыжки, а хищник, скажем лев, может не понимать, почему выпрыгивающие газели не привлекают его в качестве добычи, но если бы сигналы не были подлинными, дорогостоящими сигналами, они не сохранились бы в эволюционной гонке вооружений между хищниками и жертвами. (Если бы эволюция попыталась использовать “дешевые” сигналы вроде виляния хвостом, на которое способна любая газель, какой бы сильной или слабой она ни была, львам не было бы смысла обращать на это внимание, а потому они не стали бы этого делать.) Подобные закономерности объясняются только на уровне плавающих оснований, поскольку свести их на более низкий, например молекулярный, уровень невозможно. При этом важно понимать, что, даже если причины и принципы смотровых прыжков объясняются из интенциональной установки(с позиции того, какой рациональный вывод лев может сделать, наблюдая смотровые прыжки газели), конкретному льву или газели нет нужды понимать смысл смотровых прыжков, чтобы они выполняли свою задачу; им достаточно лишь вроде какпонимать его.