Дэниэл Деннет - Насосы интуиции и другие инструменты мышления [litres]

Нейгебауэр был великим ученым, но и вы, возможно, сумеете по его примеру применить дедукцию. Допустим, вам прислали фотокопию приведенного ниже текста, сопроводив ее теми же вопросами: что это значит? откуда этот фрагмент?

Прежде чем читать дальше, попробуйте разгадать эту загадку. Вероятно, вы справитесь с ней, даже если не умеете читать старый немецкий шрифт фрактуру – и даже если вовсе не знаете немецкого! Присмотритесь к этому фрагменту. Прочитайте его с выражением, добавьте звучности. Не обращайте внимания на произношение. Узнали? Впечатляет! Может, Нейгебауэр и распознал вавилонскую колонку G, но вы быстро – так ведь? – установили, что этот фрагмент, должно быть , представляет собой отрывок из немецкого перевода елизаветинской трагедии (если точнее, акт III, сцена 2, строки 79–80). Стоит вам подумать об этом, как вы поймете, что ничем иным это быть не может! Вероятность того, что эта конкретная последовательность немецких букв родилась при любых других обстоятельствах, Исчезающе мала. [62]

Проведенные при создании этой последовательности НИОКР слишком специфичны, чтобы их можно было продублировать случайно. Почему? В чем особенность подобной цепочки символов? Николас Хамфри (1987) добавил этому вопросу остроты, переформулировав его следующим образом: если бы вас заставили “предать забвению” один из следующих шедевров, какой бы вы выбрали – “Начала” Ньютона, “Кентерберийские рассказы” Чосера, “Дона Жуана” Моцарта или Эйфелеву башню? Хамфри отвечает :

Если бы меня заставили сделать выбор, не приходится и сомневаться, что я остановился бы на “Началах”. Почему? Потому что из всех перечисленных работ только работа Ньютона незаменима . Все просто: если бы Ньютон не написал ее, ее написал бы кто-то другой – возможно, всего через несколько лет… “Начала” стали великолепным памятником человеческому интеллекту, а Эйфелева башня – относительно скромным торжеством романтической инженерии, но факт остается фактом: Эйфель работал на свой лад, а Ньютон – на лад Бога.

Допустим, доктор Франкенштейн создал монстра Шпексира, который после этого сел и написал пьесу “Спамлет”.

Кто автор “Спамлета”?

Для начала давайте обратим внимание на то, что, на мой взгляд, не имеет значения в этом насосе интуиции. Я не сказал, является Шпексир роботом, сконструированным из металла и кремниевых чипов, или, подобно оригинальному чудовищу Франкенштейна, собран из человеческих тканей – или при помощи методов наноинженерии создан из клеток, или белков, или аминокислот, или атомов углерода. Неважно, какие материалы были использованы при конструировании монстра, – главное, что его создал доктор Франкенштейн. Вполне возможно, единственный способ сделать робота, который был бы достаточно маленьким, быстрым и энергоэффективным, чтобы сидеть на стуле и печатать пьесу, – это сконструировать его из искусственных клеток, наполненных искусно синтезированными двигательными белками и другими нанороботами на основе углерода. Этот вопрос любопытен с технической и научной точки зрения, однако здесь он не имеет значения. По той же самой причине, если робот Шпексир сконструирован из металла и кремния, не исключено, что по размерам он превосходит галактику, поскольку иначе его программу просто не сделать достаточно сложной. К тому же нам, возможно, придется пренебречь ограничением скорости света, чтобы представить, как описанное происходит в рамках человеческой жизни. Такие технические ограничения, как правило, признаются непринципиальными для подобных насосов интуиции, и мы не будем спорить, поскольку от них действительно ничего не зависит. (Покрутите регуляторы и проверьте, так ли это.) Если доктор Франкенштейн решит создать своего робота на основе искусственного интеллекта (ИИ) из белков и подобных элементов, это его дело. Если его робот окажется кросс-фертильным с обычными людьми, а следовательно, способным к созданию нового вида посредством рождения ребенка, это будет просто потрясающе, но нас интересует только мнимое дитя разума Шпексира – “Спамлет”. Вернемся к нашему вопросу: кто автор “Спамлета”?

Для ответа на этот вопрос нужно заглянуть внутрь Шпексира и понять, что там происходит. В одном из крайних случаев мы найдем внутри файл (если Шпексир – робот с компьютерной памятью) – фактически сохраненную в памяти версию “Спамлета”, готовую к воспроизведению. В этом случае автором “Спамлета”, безусловно, следует считать доктора Франкенштейна, который создает свое промежуточное творение, Шпексира, лишь в качестве устройства хранения и передачи информации, то есть исключительно замысловатого текстового процессора. Все НИОКР проводятся ранее и тем или иным способом копируются в память Шпексира.

Чтобы четче визуализировать это, можно представить “Спамлета” в галактике ближайших соседей в Вавилонской библиотеке. Как “Спамлет” туда попал? По какой траектории шли приведшие к его созданию НИОКР? Если мы увидим, что весь путь был уже пройден к моменту создания и наполнения информацией памяти Шпексира, будет очевидно, что Шпексир не сыграл в этом процессе никакой роли. Если мы, работая с конца, выясним, что Шпексир только пропустил сохраненный текст через программу проверки орфографии, прежде чем использовать его в качестве образца для воспроизведения, вряд ли мы сможем назвать Шпексира автором этого текста. Это измеримая, но Исчезающе малаядоля всех проведенных НИОКР. Галактика почти идентичных текстов “Спамлета” достаточно велика – в нее входит около сотни миллионов разных мутантов, имеющих лишь одну опечатку, – а если расширить горизонты и включить все экземпляры с одной опечаткой на страницу, мы войдем в пространство Чрезвычайно больших количеств вариаций на заданную тему. Работая дальше и переходя от опечаток к одумкам [63], то есть ошибочным или неверно выбранным словам, мы придем к вопросу серьезного авторства, а не просто редактуры. Относительная незначительность редактуры и ее неоспоримая важность в формировании итогового продукта прекрасно представляются в проектном пространстве, где учитывается каждый маленький подъем и где даже маленький подъем порой перемещает вас на совершенно новую траекторию. Здесь сложно удержаться и не процитировать Людвига Миса ван дер Роэ: “Бог – в деталях”.

Теперь давайте покрутим регуляторы нашего насоса интуиции и рассмотрим другой крайний случай, в котором доктор Франкенштейн оставляет большую часть работы Шпексиру. Безусловно, реалистичнее всего выглядит сценарий, в рамках которого доктор Франкенштейн наделяет Шпексира виртуальным прошлым и коллекцией псевдовоспоминаний о пережитом, чтобы монстр мог обращаться к ним, реагируя на навязчивое желание написать пьесу, заложенное в него Франкенштейном. Можно предположить, что среди этих псевдовоспоминаний есть множество воспоминаний о театральных вечерах и о чтении книг, а также о неразделенной любви, шокирующе опасных ситуациях, горьких предательствах и тому подобных вещах. Что происходит в таком случае? Возможно, отрывок из показанной в новостях человеческой истории станет катализатором, который спровоцирует Шпексира без устали перебирать полезные крупицы своих воспоминаний, разыскивая нужные темы, а затем преобразовывать найденное и переставлять фрагменты, формируя тем самым временные, перспективные структуры, борющиеся друг с другом за право быть законченными и в большинстве своем уничтожаемые в ходе критического отбора, но тоже время от времени дающие полезные элементы, позволяя процессу идти дальше. Весь этот многоуровневый поиск в некотором роде управляется многоуровневыми эндогенными оценками, включая оценку оценки функций оценки в ответ на оценку (оценки) продуктов текущих поисков ( циклывнутри циклов внутри циклов).