Эрик Хобсбаум - Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

Кроме того, хотя это и выглядит как особый случай, были и другие поездки, организованные путешествия, настоящие групповые экскурсии рабочих к «святым местам» немецкой социал-демократии, к источникам ее идей. Таковы поездки, организованные Де Маном в рамках его деятельности как руководителя «Центра рабочего образования» бельгийской партии. Сам он писал Каутскому следующее:

«Мы намерены путем этих поездок пропагандировать должным образом не только немецкое направление в профсоюзах, но и немецкое (то есть марксистское) направление в рабочем движении» [55].

Наконец начинают появляться, особенно в публицистике рабочего движения, как, во всяком случае, более широкой области, первые иконографические материалы о Марксе и Энгельсе. Но главным образом о Марксе. Хотя у молодого итальянского живописца Карло Карра, вошедшего впоследствии в число великих художников XX века, первым портретом, написанным им в начале века, был портрет, посвященный Фридриху Энгельсу, известным становится все-таки облик Маркса. Его изображение оказалось в гостиных европейских мелких буржуа во времена Коммуны, когда крупные иллюстрированные еженедельники Европы поместили прекрасную литографию с фотографии Вундера из Ганновера, и было очень популярно в рабочем движении, хотя и редко появлялось в отдельном издании [56]. Если 1 Мая 1901 года рабочий кружок в Сан-Хосе до Рио-Пардо вывешивает по случаю своего образования большой портрет Маркса [57], то на открытках, посвященных съездам немецких социал-демократов (символах с гораздо более глубоким смыслом), Маркс делит первый план с Лассалем. А на объединительном съезде бланкистов Вайяна и партии Геда зал украшается в основном портретами Маркса и Бланки [58]. Не углубляясь в европейскую и американскую иконографию (в последней выделяется один Маркс), нужно отметить появление портретов Маркса и в Китае. В 1909 году одна шанхайская газета поместила на своих страницах портрет основателя современного социализма Маркса со слегка раскосыми глазами, что делало его похожим на некоего восточного философа [59]. Принятое в наше время двойное изображение – Маркса с Энгельсом – утвердилось только после Октябрьской революции и вскоре стало дополняться еще и изображением Ленина, а затем и Сталина. Впрочем, Энгельс никогда не пользовался широкой известностью. Вспомним, что, когда Флоренс Келли-Вишневецкая предложила опубликовать одну из работ Энгельса, издатель спросил ее: «Кого? Того, что повесили в Чикаго?» [60]

В ходе своего распространения марксизм стал испытывать сильное влияние среднеевропейского рабочего движения, он видоизменялся и продолжал упрощаться, находя свое выражение в практической деятельности и пропаганде социалистического движения. На этой фазе существования рабочего движения, когда оно выработало уже все свои эффективные организационные формы, средствами распространения марксизма стали митинги, лекции, повседневная политическая борьба, чтение газет.

С самого начала «социальный вопрос» был тесно связан с вопросом о рабочем образовании. По всей Европе, от Саксонии до Пьемонта, просветительская деятельность проводилась самым активным образом даже тогда, когда во главе первых рабочих ассоциаций стояли предприниматели или либералы, католики или протестанты. Неграмотные крестьяне, для которых раньше умение читать и писать не представляло насущной необходимости, включались в жизнь городов или просто небольших промышленных центров, приходили на заводы, начинали работать на машинах, пока еще несложных, но требующих в отличие от сельскохозяйственных орудий не только интуиции. Они должны были научиться читать и писать. На первых этапах ассоционизма рабочее образование отвечает этой потребности, являясь одновременно пунктом программы «спасения» души рабочего от всех опасностей убогой городской жизни. Несмотря на значительные усилия рабочих ассоциаций в этом направлении и при том, что законодательное вмешательство государства в конце концов привело к всеобщему обучению, главным средством образования рабочих было само рабочее движение. Во-первых, участие в политической жизни является компонентом непосредственного воспитания. Люди учатся слушать речи, выступления, лекции, произносить речи и дискутировать. Во-вторых, именно это интересует нас в первую очередь, политическая партия сама становится инициатором воспитательных и просветительных мероприятий.

И с этой точки зрения совершенно особые условия сложились в Германии. Энгельс, многократно призывавший немецкую партию к защите своего «теоретического превосходства», хвалил также Бебеля и Либкнехта за их способность возглавлять классовую борьбу пролетариата на трех широких фронтах: политическом, экономическом и теоретическом [61]. В рабочем движении владеть оружием науки считалось условием, неотделимым от борьбы за освобождение. Известны произнесенные в феврале 1872 года слова Либкнехта: «Если мы отказываемся от борьбы, от политической борьбы, мы отказываемся тем самым от воспитания, от овладения знанием» [62]. А в более общем плане призыв к учебе постоянно присутствует в рабочем движении марксистского направления.

Герман Гортер так объяснял цель своей брошюры об историческом материализме, обращенной непосредственно к рабочим:

«Социал-демократия не ограничивается ведением политической и экономической борьбы. Она ведет также идеологическую борьбу за направленное против имущих классов мировоззрение. Рабочий, желающий внести свой вклад в разгром буржуазии и привести к власти свой класс, должен преодолеть в самом себе вдалбливаемые ему в голову с малых лет церковью и государством буржуазные представления. Просто вступить в партию и в профсоюз еще мало» [63].

Со временем способы и формы такой культурной политики становятся предметом размышления и анализа. Через посредство социалистической пропаганды рабочие массы овладевали марксизмом в конкретных практических формах. Как мы стараемся показать, результатом этого, коротко говоря, было, во-первых, сведение марксизма к схоластике и, во-вторых, его фидеистическое восприятие.

Грамши, который посвятил несколько глубоких страниц феноменологии этого идеологического измерения марксизма, дает необычайно яркое понятие об отношении между учением о научном социализме и пролетарием, человеком из народа, приближающимся к социализму, к марксизму:

«Представьте себе… интеллектуальный уровень человека из народа. Он сформировался на основе определенных мнений, убеждений, критериев отбора и норм поведения. Каждый превосходящий его по интеллекту сторонник противоположной точки зрения сумеет аргументировать свои соображения лучше его, уложить его на лопатки с помощью логики и т.д. Что ж, менять ему свои убеждения, раз он со своим непосредственным убеждением не умеет доказать свою правоту? Но тогда ему пришлось бы менять свои убеждения ежедневно, то есть при каждой встрече с превосходящим его по интеллекту идеологическим противником. На чем в таком случае основывается его философия? И в частности, его философия в самой для него важной форме, форме нормы поведения? Самый главный элемент будет иметь, несомненно, иррациональный характер, характер веры. Но в кого и во что? Главным образом в социальную группу, к которой он принадлежит, поскольку в ней подавляющее большинство думает так же, как он. Человек из народа считает, что такое количество людей не может ошибаться, как старается доказать его противник своими аргументами. Да, он сам не может обосновать и изложить свои доказательства так, как это делает его противник, но в его группе есть такие, которые могли бы это сделать, и к тому же лучше, чем противник. Он вспоминает, что слышал, как доказательства его веры излагались подробно и последовательно, для него совершенно убедительно. Он не помнит конкретных доказательств и не смог бы их повторить, но знает, что таковые существуют, ибо слышал их изложение, которое убедило его. То обстоятельство, что единожды он был молниеносно убежден, постоянно поддерживает в нем его убеждение, хотя аргументировать его он сам уже не в состоянии» [64].