Эрик Хобсбаум - Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

«всякое техническое преобразование противоречит интересам, непосредственно затрагивающим трудящихся, и ухудшает их положение, поскольку обесценивает рабочую силу, интенсифицирует ритм работы, делая ее более монотонной и тяжелой. Очевидно, что и профсоюз, таким образом, может вмешиваться в техническую сторону производства только… с точки зрения отдельных, непосредственно заинтересованных групп трудящихся, выступая против нововведений. И тем не менее в этом случае он выступил бы не в интересах трудящегося класса как целого и его освобождения, которое, напротив, более связано с техническим прогрессом, то есть с интересами отдельного капиталиста, а в реакционном смысле».

Если бы затем профсоюзы захотели определять объем производства, все свелось бы к «объединению трудящихся с предпринимателями против… общества потребления» [74]. Здесь следует отметить, насколько предсказание Розы Люксембург оказалось в основном верным в отношении проблем чисто профсоюзного характера, которые сегодня оказались на повестке дня прежде всего американских профсоюзов. Профсоюзы, заботящиеся о целом социальном слое, ныне в принципе не препятствуют введению новой технологии, которая позволит сберечь труд (как, например, в типографском деле), а требуют лишь социально приемлемых временных мер в отношении тех категорий трудящихся-специалистов, чья квалификация обесценена модернизацией.

Демократическое государство – как возражает Роза Люксембург Бернштейну – также не может быть средством постепенного преобразования капиталистического общества в социалистическое: любая «социальная реформа имеет… собственные естественные пределы… в интересах капитала». Конрад Шмидт, который выступил с положительной оценкой положений Бернштейна в « Форвертсе», возлагал надежды на «движение за социальные реформы в интересах рабочего класса, которое будет развиваться до бесконечности»; он так и не смог осознать, что и перед государством, и перед профсоюзным движением стоят непреодолимые преграды в рамках существующего общественного порядка [75]. Сама эволюция в сторону ограничения права собственности государством, о которой говорят и Бернштейн и Шмидт, не наводит на мысль о «социалистической» тенденции. Роза Люксембург, выступая против этих утверждений, отмечает, что с принятием на себя руководящих функций оплачиваемыми руководителями и менеджерами «право капиталистической собственности получает наконец свое полное воплощение». Действительно,

«историческая схема эволюции капитализма, как она описана Конрадом Шмидтом, „от собственника к чистому администратору“, выглядит обратной реальному развитию, которое, напротив, ведет от пролетария и администратора к простому собственнику… То, что сегодня функционирует как „общественный контроль“ – защита труда, надзор за акционерными обществами и т.д., – в действительности ничего общего не имеет с участием в праве собственности, с „ сверхсобственностью“. Он [контроль] не является ограничением капиталистической собственности; напротив, защита… не представляет собой нарушения капиталистической эксплуатации, она нормализует и регулирует ее» [76].

Здесь Розе Люксембург следовало бы, во всяком случае, точнее показать, почему легальная нормализация трудовых отношений не может выйти за определенные рамки, очерченные отношениями собственности. Для каждого отдельного предпринимателя всякая норма представляет собой на практике ограничение его права собственности (то есть « jus utendi et abutendi»), что не затрагивает в совокупности всего класса, который, напротив, считает, что социальное законодательство укрепило на деле его позиции.

Основное положение бернштейновскойконцепции социализма сводится к тому, что «демократия – великий закон общего исторического процесса», в рамках которого осуществляется социализм; в ответ на это положение Роза Люксембург подчеркивает, что «между капиталистическим развитием и демократией нельзя установить никакой абсолютной общей связи» [77]. После победы буржуазии над феодализмом демократия во многих отношениях стала поверхностной и превратилась в препятствие для нее. С одной стороны, колониализм и «маринизм», или стремление господствовать на море (в 1899 году Роза Люксембург еще не знала термина «империализм»), с другой – страх буржуазии перед растущим пролетариатом делают демократию все более нежелательной для буржуазных классов. Все это, впрочем, открыто признавал и сам Бернштейн, который побуждал рабочую партию «еще раз вытащить терроризированный либерализм из реакционной крысиной норы» путем благоразумного поведения и отказа от «конечной цели». Подобные заботы свидетельствуют, во всяком случае, о том, что либеральная буржуазия – как только почувствует себя ущемленной в собственных интересах – сможет обойтись без демократии и даст согласие на государственный переворот.

«Демократия, – пишет Роза Люксембург, – жизнеспособна не постольку, поскольку трудящийся класс отказывается от борьбы за свое освобождение, а, напротив, постольку, поскольку он в состоянии бороться с реакционными последствиями политики силы и руководства буржуазии. Тот, кто хочет укрепления демократии, должен желать также усиления, а не ослабления социалистического движения» [78].

Даже если бы пролетариату удалось защитить политическую буржуазную демократию, революция – то есть завоевание политической власти – не стала бы, как это утверждает Бернштейн, излишней. Законодательные реформы не в состоянии изменить условия эксплуатации наемного труда как такового.

«Все основные отношения господства капиталистического класса, – пишет Роза Люксембург, – не могут быть изменены законами о реформах на буржуазной основе, потому что они и не порождены буржуазными законами, и не восприняли их формы… Пролетариат подчинен капиталу не силой принуждения какого-либо закона, а необходимостью, отсутствием средств производства. Никакой закон в мире в условиях буржуазного общества не может заставить передать пролетариату эти средства, если учесть, что он лишен их не законом, а ходом экономического развития» [79].

Во всяком случае, это не означает, что демократия не нужна; она выступает в качестве решающего средства, которым пользуется пролетариат для организации собственной власти как класса и для того, чтобы революционизировать общество. Ошибка Бернштейна состоит в предположении, что «ввести социализм» можно постепенно, путем классовых компромиссов. Роза Люксембург и все прочие представители левых не отвергают полностью социальных реформ, а ограничиваются тем, что усматривают в них средство усиления рабочего класса и его способности к борьбе.