Беррес Скиннер - Превыше свободы и чести

Есть мнение, что ощущения являются частью инструментария автономной личности, поэтому здесь нужны дальнейшие пояснения. Человек имеет ощущения как внутри тела, так и снаружи. Он ощущает, что мышца онемела, точно так же, как ощущает пощечину; он чувствует себя подавленным точно так же, как он чувствует холодный ветер. Но из-за этой разницы возникают два важных различия. Во-первых, человек может ощущать внешние объекты активным образом; он может исследовать поверхность, водя по ней пальцем, чтобы получить от нее более интенсивную стимуляцию; но даже несмотря на существующие способы "повысить осознание" происходящего внутри тела, он не может активно исследовать ощущаемое.

Более важное различие заключается в том, как человек учится, ощущая объекты. Ребенок учится различать разные цвета, тона, запахи, вкусы, температуры и т.д. только в том случае, если они связаны с факторами подкрепления. Если красные конфеты имеют приятный, т.е. подкрепляющий вкус, а зеленые конфеты нет, то ребенок будет брать и есть только красные конфеты. Некоторые важные факторы подкрепления являются речевыми. Родители учат ребенка называть цвета, давая подкрепление за правильные ответы. Если ребенок говорит "синий", и объект перед ним синий, то родитель говорит "Хорошо!" или "Правильно!" Если объект красный, то родитель говорит "Неправильно!" Но такое совершенно невозможно, когда ребенок учится реагировать на явления не вне, а внутри своего тела. Человек, который учит ребенка различать чувства (эмоции), напоминает дальтоника (страдающего цветовой слепотой), учащего ребенка называть цвета. Он не может быть уверен, выполнено или нет условие, которое определяет, надо ли давать подкрепление за данный ответ, или нет.

Языковое общение в принципе не может установить тонкие нюансы факторов подкрепления, необходимые для того, чтобы научить мельчайшим различиям между стимулами, которые им невыразимы. Оно поэтому должно полагаться на визуальные признаки наличия или отсутствия (данного) внутреннего состоянии. Родитель может учить ребенка говорить "Я голоден" не потому, что он чувствует то, как ребенок чувствует себя, а потому, что он видит, что тот ест с жадностью или ведёт себя каким-то иным образом, связанным с лишением пищи, или при котором пища оказывается подкрепителем. Эти признаки могут быть истолкованы правильно, и тогда ребенок научится "описывать свои чувства" с определённой точностью, но так дело идёт далеко не всегда, потому что многие чувства имеют лишь малоприметные поведенческие проявления. В результате язык, описывающий эмоции, неточен. Мы обычно описываем наши эмоции словами, которые были выучены в связи с совсем другими объектами; почти все слова, которые мы для этого используем, первоначально были метафорами.

Мы можем научить ребенка называть объекты хорошими, давая ему подкрепление в соответствии с тем, каковы они на наши вкус, взгляд или осязание, но ведь не каждый считает тот же самый объект хорошим, и мы можем ошибиться. Единственным ориентиром тут служит поведение ребенка. Если мы дадим ребенку новую пищу, и он начинает её активно есть, то её вкус, очевидно, с самого начала был подкрепителем, и мы тогда говорим ему, что еда хорошая, и соглашаемся с ним, когда он называет её хорошей. Но ребенок получает совсем другую информацию. Он имеет и другие ощущения, и позже он будет называть другие объекты хорошими, если они вызывают те же самые ощущения, даже если активное поедание не входит в их число.

Не существует сильной причинно-следственной связи между подкрепляющим эффектом стимулов и чувствами, которые он вызывает. Соблазнительно заявить в традиции интерпретации эмоций по Уильяму Джеймсу, что не стимул даёт подкрепление, потому что от этого мы чувствуем себя хорошо, а что мы чувствуем себя хорошо, потому что он даёт подкрепление. Но это выражение "потому что" опять-таки вводит в заблуждение. Стимулы дают подкрепление и вызывают состояния, которые ощущаются как "хорошие" по одной и той же причине, которая заложена в нас эволюционной историей человека как биологического вида.

Разгадка тут в том, что главное - это не ощущение, а сам ощущаемый объект. Именно поверхность стекла ощущается гладкой, а не какое-то "чувство гладкости." И опять-таки само подкрепление ощущается как хорошее, а вовсе не "чувство хорошего." Люди обобщили ощущения от хороших объектов и назвали их "удовольствием", а ощущения от плохих объектов назвали "болью", но мы не даем людям удовольствие или боль, мы даем им объекты, вызывающие у них чувство приятного или боли. Люди работают не для того, чтобы получить (как утверждали гедонисты) максимум "удовольствия" и минимум "боли"; нет, они работают, чтобы получить приятные вещи и избежать болезненных. Эпикур был не совсем прав, говоря, что удовольствие - это абсолютное добро, а боль - абсолютное зло; нет, всё хорошее - это положительные подкрепления, а всё плохое - это отрицательные подкрепления. То, что сводится к максимуму или минимуму, т.е. то, что в конечном счете является хорошим или плохим - это объекты, а не ощущения, и люди работают для того, чтобы их получить или, соответственно, избежать, не из-за своих ощущений, а потому, что они являются положительными или отрицательными подкреплениями. (Когда мы называем что-то приятным (pleasing) , мы может быть сообщаем о нашем ощущении, но ощущение - это побочный эффект того факта, что приятный объект является в буквальном смысле подкрепляющим объектом. Мы говорим о сенсорном удовольствии (gratification) , как будто бы суть была в ощущении, но удовлетворить (gratify) - это значит дать подкрепление, и благодарность (gratitude) означает взаимное (положительное) подкрепление. Мы называем подкрепляющий объект удовлетворяющим (satisfying) , как если бы мы сообщали об ощущении; но это слово буквально означает процесс насыщения; это-то и делает объект подкрепителем. Быть удовлетворенным - значит быть сытым.)

Некоторые из простых благ, которые действуют как подкрепление, исходят от окружающих. Люди греются или чувствуют себя безопасней, прижимаясь близко друг к другу, они дают друг другу подкрепление сексом, и они делятся, берут взаймы или крадут вещи друг у друга. Подкрепление от другого человека не обязательно бывает преднамеренным. Один человек научился хлопать в ладоши, чтобы привлечь внимание другого, но другой оборачивается вовсе не для того, чтобы побудить его хлопать снова. Мать научилась успокаивать испуганного ребенка, лаская его, но ребенок умолкает не для того, чтобы побудить ее ласкать его дальше. Человек научился отгонять врага, ударив его, но враг убегает не для того, чтобы побудить его нанести новый удар. В каждом таком случае мы называем подкрепляющее действие непреднамеренным.