Христиан Вольф - Христиан Вольф и философия в России

Если учесть, что главной методологической задачей Хр. Вольфа было «создание четкой, ясной, однозначной, дидактически прозрачной системы на основе уже имеющегося теоретического натурфилософского синтеза, а также соответствующего этой системе метода познания истины и метода обучения — вплоть до конкретных методик» 28, то можно сказать, что эта задача была им успешно выполнена.

Что касается применения логических и точных методов к анализу философских проблем, то этот вопрос не только не устарел, но, напротив, приобрел особую актуальность в наши дни (например, в связи с обсуждением процесса всеобщей компьютеризации). Прежде всего отметим, что Хр. Вольфу принадлежит заслуга выделения определенных областей философского познания, о чем уже упоминалось. Он также весьма успешно разрабатывал категориальный аппарат новой философии и явился создателем таких вполне современных терминов, как «дуализм», «монизм»; впервые ввел в научный обиход понятия «онтология», «психология», «телеология» и др. 29В характеристике способов (стиля) философствования Хр. Вольф следовал за Лейбницем, который выделял два метода философствования: акроаматический, требующий доказательства всех положений, и экзотерический,,допускающий разъяснение на примерах и подобиях. Предпочтение отдавалось первому, который состоял из дефиниций, разделений и доказательств и требовал соблюдения строгих правил для высказывания: «в процессе доказательства не употреблять ни одного слова без определения, ни одного предложения без доказательства или без непосредственного чувственного подтверждения» 30. Принципы такого метода, перенесенные Лейбницем в философию, были распространены Хр, Вольфом и на другие области знания.

Исследователи обращают внимание на то, что и у Лейбница и у Вольфа речь шла не о том, чтобы уподобить философию математике и перенести математические методы в философию, а о сходстве философских и математических методов «в,том амысле, что правила обоих исходят из одного источника — из истинной логики» 31. Об этом, в частности, свидетельствует и оценка вольфовской логики К. Фйшером: «Фбрмальное образование ума и распространение логической формы на все части знания» явились неоспоримой заслугой Хр. Вольфа по отношению к немецкому Просвещению 32.

В классификации наук и методов познания Хр. Вольф отводил философии ведущее место, а из трех выделенных им форм познания — исторической (эмпирической, описательной), математической и философской (теоретической, причинной) — последняя характеризовалась как рациональное знание и необходимая составная часть полного (универсального) знания. А согласно Г. В. Лейбницу, только рациональные истины дают нам познание не случайной действительности, но философской необходимости.

В свете современной постановки языковых проблем, о которой у нас шла речь вначале, отметим, что Хр. Вольф и его школа уделяли большое внимание проблемам интерпретации и последовательно причисляли «всеобщее искусство истолкования» к философии, на том основании, что «в конечном счете все сводится к тому, что познать и проверить истины других можно лишь тогда, когда понимаешь их речь» 33. Хр. Вольф и вольфианцы, к примеру, исследовали некоторые конкретные языковые формы и зависимость семантики логических систем от предпосылок, связанных с интерпретацией таких понятий, как истинность, ложность, рациональность и др.

Стремление к универсализму было характерной чертой просветительской философии, ставящей своей целью все объяснить, стать универсальным образованием, и вольфовская система как своего рода энциклопедическое изложение знаний и, условно говоря, всеобщий язык вполне соответствовала этой направленности и утверждала ее, завоевав всеобщее признание, а логический язык Хр. Вольфа рассматривался в качестве задающего стандарты научности. Вместе с тем известно, что уже в 40-х гг. XVIII в. оценка философии Вольфа существенно изменилась: ее стали называть устарелой и скучной, упрекали в морализаторстве. И дело не только в том, что его метафизика стала отставать от успехов гуманистической мысли, за что она подвергалась критике со стороны французских просветителей. Логический язык Хр. Вольфа практически выливался в методологическое единообразие всех областей научного познания, а оно рушилось под воздействием развивающейся дифференциации знания и социальных факторов, которые в вольфовской системе не учитывались. Но все же в Германии XVIII в. так называемая Лейбнице-вольфовская школа господствовала, и это продолжалось до распространения философии И. Канта 34.

В последующие века философия Хр. Вольфа подверглась более резкой критической оценке. В литературе обычно отмечались заслуги Хр. Вольфа как систематизатора научного знания и вместе с тем указывалось, что его системе и методологии в большой степени были присущи схематизм, догматизм и другие негативные формализаторские черты, что Хр. Вольф неадекватно интерпретировал своего великого современника Г. В. Лейбница, не понял его учения о монадах и предустановленной гармонии и др. Стало широко известно высказывание Ф. Энгельса о «плоской телеологии» и «бессодержательности вольфовской метафизики», не признающей противоречий, согласно которой нечто является либо случайным, либо необходимым. Особенно негативно оценивались методологические требования Хр. Вольфа, когда чрезмерно строгая логизация и систематизация приводила к механицизму, построению теории по образцу математики. При определении места Хр. Вольфа в культуре XVIII в. его связывают с так называемым «умственным просвещением», но эта характеристика звучит уже далеко не всегда позитивно 35.

Итак, от Лейбница — к Лессингу, от Лейбница — к Канту, а имя Хр. Вольфа, в сущности, выпало. Основная причина все усиливавшегося критически-полемического отношения к его философии состояла, на наш взгляд, в том, что время выдвигало требование большей свободы и критической оценки как существующей реальности, так и научного знания в условиях изменяющегося типа научности и философствования. Судя по высказываниям философов XIX— XX вв., отход от вольфовской системы и попытки ее «расшатать» мотивировались главным образом причинами социально-культурного порядка, в частности, вторжением жесткой рациональной системы (формальной рациональности, если использовать определение М. Вебера) в ранее не подвластные ей области — культуру, личностные сферы индивида и др., что и вызвало соответствующую реакцию, а также, по словам Х.-Г. Гадамера, «необходимость критической защиты от всего того, что в век Просвещения с его лозунгом “разумных мыслей” считалось сущностью гуманности» 36. Особенно категоричным было отрицание предписания философии рассматривать в качестве мерила познания и идеала истинности математическое знание. Если ранее обосновывалась мысль о том, что без математики не проникнуть в основание метафизики, то теперь связь между философией и математическим знанием в принципе отклонялась. Наиболее резко эта тенденция выразилась в экзистенциально-герменевтическом направлении философии XX в. Так, к примеру, М. Хайдеггер отмечал, что самое обязывающее и полное — т. е. нацеленное на целое — познание непременно должно опираться на внутреннюю субстанцию человека, в отличие от математического знания, — «самого пустого» и менее всего связанного с существом человека; истина философствования укоренена в судьбе человеческого присутствия 37. Такая ориентация отвечала запросам Нового времени и означала не преодоление метафизики, а «просто утрату способности понимать ту строжайшую логику предельных понятий, на которой почти три тысячелетия стояла