Юн Эльстер - Кислый виноград. Исследование провалов рациональности

Слово «должны» в предпоследнем предложении двусмысленно. Что предлагается: нам нужно иметь определенные цели и диспозиции – или же нацеливаться на обладание ими? Если последнее, то мы сталкиваемся с проблемой, ведь наличие определенных целей и диспозиций (то есть личности определенного рода) – по сути своей побочный продукт. Когда инструментальная рациональность обрекает себя на провал, нельзя просто решить от нее отказаться на инструментальных основаниях – как и заснуть, решив не пытаться заснуть. Если неизменный выбор наилучшего исхода приводит к расчетливой установке, которая пагубно действует на межличностные отношения, тогда уж лучше не стремиться всегда выбирать наилучший исход. Однако признать этот идеал – не то же самое, что его достичь. Я не говорю, будто бы совершенно невозможно неинструментально планировать неинструментальную установку, но возражения, заявленные в II.3, сохраняются. Аналогия с возражением Ролза против утилитаризма очевидна: сторонник КД может приветствовать неинструментальную установку, однако сам обречет себя на неудачу, если станет активно за нее бороться.

В «Демократии в Америке» Токвиль занимался оценкой социальных последствий американских институтов. Из его работы можно извлечь следующие методологические принципы:

1) Последствия следует принимать в рассмотрение, когда данный институт получает широкое распространение, а не когда он является маргинальным. Неудивительно, что случающиеся время от времени браки по любви в аристократическом обществе заканчиваются провалом, однако из этого не следует аргумент против демократии, которая поощряет подобные браки [215] Tocqueville 1969: 596; Токвиль 1992: 433. Еще один важный аргумент в той же форме приводится в: Tocqueville 1953:111; Токвиль 2008: 172; даже если провинциальные штаты были безвредны в каждой конкретной провинции, например в Лангедоке, король просчитался, когда решил, что они будут безвредны и в национальных масштабах. .

2) У каждого отдельного института будет много последствий, противоположных друг другу по своим направлениям. А значит, необходимо рассматривать их совокупный эффект. Быть может, в демократических обществах случается больше пожаров, чем где-то еще, но и тушатся они быстрее [216] Tocqueville 1969: 723; Токвиль 1992: 308. .

3) Не следует оценивать данный институт или установление по его эффективности в любой момент времени – следует рассматривать его долгосрочные последствия. Демократии взимают больше налогов, но в то же время создают больше доходов, с которых их можно взимать [217] Tocqueville 1969: 208–209; Токвиль 1992: 169. В качестве защиты демократии аргумент не будет иметь вес для тех, кто, подобно Бьюкенену и Бреннану (Buchanan and Brennan 1980), полагает, что налоги в любом случае являются кражей. Если взять обратный случай, Маркс признавал, что капиталист «не только „вычитает“ или „грабит“, но и вынуждает производство прибавочной стоимости, т. е. помогает создавать то, что подлежит вычету» (Marx 1879–1880: 359; Маркс 1961а: 374), но не считал, что тем самым оправдывается эксплуатация. Точно так же, если при иных обстоятельствах государство вызывает сокращение налогооблагаемого дохода своим вмешательством, отсюда не следует аргумент против государственного вмешательства. .

4) Не следует путать преходящий эффект введения института с устоявшимся эффектом его наличия. Первоначальным эффектом революции были распущенные нравы, однако устоявшимся эффектом оказалась более строгая мораль [218] Tocqueville 1969: 599; Токвиль 1992: 410. Различие между преходящим эффектом и устоявшимся часто обнаруживается в творчестве Токвиля. Наиболее открыто оно высказано следующим образом: «Ни в коем случае нельзя путать сам факт равенства с революцией, в результате которой равенство вводится в общественную жизнь и в законы: именно здесь находятся причины всех наших недоумений» (Tocqueville 1969: 688; Токвиль 1992: 495). Когда он писал об отмене рабства (Tocqueville 1962: 45, 55, он также не преминул отметить, что предсказуемые трудности в связи с отменой рабства будут лишь временными. В своих заметках для второго тома «Старого порядка» он утверждал, что якобы позитивное влияние деспотического режима на литературу вызвано только введением режима, а не его устоявшимся характером (Tocqueville 1953: 345–346). Касательно общей проблематики устоявшейся каузальности см. также: Elster 1982a: ch. 1. .

5) Указанные четыре принципа применяются только постфактум для отслеживания последствий системы, которая действует уже на протяжении какого-то времени [219] 1127. На самом деле эта идея не высказывается в «Демократии в Америке». Однако мы замечаем, что всякий раз, когда Токвиль говорит о возможном будущем развитии американской демократии, будь то в сторону тирании большинства, деспотической централизации или плутократии, он всегда говорит очень осторожно и гипотетически. В своих работах о Великой французской революции он часто указывает на контраст между полной уверенностью, с которой политические деятели предсказывали ход событий, и монотонной регулярностью, с которой они оказывались неправы. См., напр.: Tocqueville 1953: 151. . Наше знание социальной каузальности пока слишком слабо, чтобы с уверенностью предсказывать эффекты еще не испробованной системы [220] Более того, недостаточно поспорить вместе с Эдмундом Бёрком (Burke 1955: 198) или Поппером (Popper 1957: 64ff; Поппер 1993: 54 и далее), что процесс проб и ошибок или поэтапная социальная инженерия могут заменить обоснованные предсказания, поскольку данные методы нарушают принципы с (1) по (4). Требуя от институциональной реформы исходной жизнеспособности на месте, инкрементальный метод упускает из виду тот факт, что институты, жизнеспособные в широкой и длительной перспективе, могут и не быть таковыми в узкой и краткосрочной перспективе. Это, по сути дела, главное возражение Токвиля (Tocqueville 1953: 340ff против оценки Бёрком Великой французской революции. .

6) Постфактум мы часто замечаем, что главное преимущество данного установления состоит в эффектах, отличных от его официальной цели и от категорий, в которых оно приобретает смысл для его участников.

Последнее положение находит свое основное применение в следующем аргументе. Как ни странно, Токвиль утверждает, что демократии менее пригодны для долгосрочного планирования, чем аристократии, однако в конечном счете превосходят их. Этот парадокс разрешается, если мы увидим, что первое положение касается времени на уровне акторов, а второе – временных последствий их поведения, как они видятся наблюдателю. С одной стороны, «демократии нелегко увязывать все детали крупного дела, останавливаться на каком-либо замысле и упорно проводить его в жизнь, несмотря на препятствия. Она не способна тайно принимать какие-либо меры и терпеливо ждать результатов» [221] Tocqueville 1969: 229; Токвиль 1992: 182. Более того, демократия – не только плохая система для долгосрочного принятия решений: она также имеет тенденцию укреплять близорукое отношение у индивидов: Tocqueville 1969: 536. . С другой стороны, «демократическое правительство укрепит с течением времени реальные силы общества, но оно не сумеет объединить одновременно в одном месте столько сил, сколько могут объединить аристократическое правительство или абсолютная монархия» [222] Токвиль 1992: 191. Похожую защиту капитализма см. в: Schumpeter 1954: 283; Шумпетер 1995: 370 – она также подробно разбирается в: Elster 1982a: ch. 5. . Последний взгляд развивается в пассаже из главы «Реальные преимущества демократической формы правления для американского общества»: