Юн Эльстер - Кислый виноград. Исследование провалов рациональности

Это не просто абстрактная возможность, но конфигурация, часто встречающаяся в повседневной жизни. Наверняка все мы встречали людей, которые нежатся в довольстве собой, кажущемся одновременно и оправданным, поскольку у них есть веские основания быть довольными собой, и неоправданным, поскольку мы чувствуем, что они будут так же довольны собой, если основания вдруг исчезнут. Или возьмем противоположный случай врожденного пессимиста, чьи оценки в кои-то веки оказываются оправданы фактами: он прав, и вполне обоснованно, и тем не менее мы не торопимся признать его правоту и ее обоснованность. Как утверждалось в I.3, согласно критерию рациональности убеждений следует смотреть на действительное каузальное отношение между фактами и убеждениями – простого сравнения фактов и убеждений недостаточно. Или же, если такой язык считается неприемлемым, можно различать рациональное формирование убеждений и формирование рациональных убеждений.

Я полагаю, данная аргументация показывает, что по крайней мере в некоторых случаях принятие желаемого за действительное не включает в себя самообман, а именно в случаях, в которых убеждение, родившееся из желания, также поддерживается фактами. Но тогда почему тот же самый довод не может быть применен к другим случаям? Почему принимающий желаемое за действительное не переходит сразу к приятному убеждению вместо того, чтобы проходить через четырехступенчатый процесс: (1) прийти к обоснованному убеждению, (2) решить, что оно невыносимо, (3) вытеснить его и только тогда (4) принять другое, более приемлемое убеждение? То есть почему отталкивающая сила неприятного убеждения снова должна получать преимущество при объяснении перед притягательной силой приятного? Я предлагаю считать, что при отсутствии конкретных доводов в пользу обратного принятие желаемого за действительное – более экономное объяснение, чем самообман. На самом деле я считаю, что замена самообмана на принятие желаемого за действительное – первый шаг к устранению фрейдовского бессознательного как теоретической сущности, что само по себе очень достойная цель.

Чтобы придать некоторую содержательность своему общему анализу, я рассмотрю два исторических примера: замалчивание правды об «окончательном решении» Гитлера и встречу Китая с Западом в XIX веке. Другие примеры будут упомянуты вкратце для иллюстрирования отдельных тезисов.

В «Ужасной тайне» Вальтер Лакер подробно разбирает причины того, почему понадобилось столько времени, чтобы новость о гитлеровском геноциде была принята немцами, союзниками и нейтральными странами, включая евреев во всех этих странах. Следующие его наблюдения особенно значимы для проблематики настоящей книги.

Во-первых, хотя к концу 1942 года миллионы немцев знали, что еврейский вопрос был решен радикальным образом, подробности были известны меньшему числу людей [368] Laqueur 1980: 31–32. . Как было указано выше, недостаток конкретного знания помогает примириться с общим знанием. Близкая, хотя и иная, идея состоит в том, что «хотя многие немцы думали, будто евреи не были живы, они отнюдь не всегда считали, что они были мертвы» [369] Laqueur 1980: 201. . Это крайний пример вполне распространенного явления, а именно неспособности сделать логический вывод из собственных убеждений [370] Veyne 1976: 248ff, 669ff. . Подобная неспособность может быть связана с когнитивным изъяном или, как в данном случае, с давлением аффектов. Последняя возможность предлагает на первый взгляд сильные доводы в пользу существования самообмана как явления, отличного от принятия желаемого за действительное, ведь как тогда неприятный вывод мог заблокировать умозаключение, если оно уже было каким-то образом сделано? У меня нет простого ответа на это возражение.

Во-вторых, были случаи, в которых провал был не провалом дедуктивной логики, а провалом суждения и умозаключения на основе фактов. Здесь, естественно, есть большой простор для принятия желаемого за действительное, к которому евреи многих стран, оккупированных нацистами, явно имели большую склонность. Даже тогда, когда сбежать было легко, как в случае Дании, многие евреи полагали, что «здесь такое случиться не может» и даже «там такого не было». Редкое письмо от депортированного родственника было важнее новостей об уничтожении евреев немцами [371] Laqueur 1980: 153. ; а отсутствие писем от подавляющего большинства депортированных знакомых не принималось в расчет [372] Laqueur 1980: 146. . Среди многих вероятных здесь механизмов принятия желаемого за действительное мы можем указать выборочное придание веса фактам, выборочное сканирование [373] Например, следующий механизм, как представляется, правдоподобно воспроизводит то, как возникает предвзятость в суждении из-за оптимизма. Изучая факты, человек продолжает собирать новую информацию до тех пор, пока чистый эффект фактов (при отсутствии предвзятости при взвешивании) не указывает в желаемом направлении, после чего он прекращает их собирать. Если подобный момент не наступает, можно продолжать изучать факты бесконечно или будут задействованы другие механизмы предвзятости (скажем, предвзятое взвешивание). Важно отметить, что такое объяснение не подразумевает вытесненного знания о дополнительной и пока еще не изученной информации, которая могла бы изменить суждение: это механизм принятия желаемого за действительное, а не самообман. , оценку новых фактов по отдельности, а не вместе с остальными [374] Согласно этой гипотезе, человек продолжает собирать новые факты даже после того, как сформировал предварительное суждение так, как было описано в предыдущем примечании. Но каждая новая информация сравнивается со всеми фактами, которые легли в основу суждения, и если ее самой по себе недостаточно, чтобы изменить суждение, она полностью отбрасывается. Рациональная процедура при этом состояла бы в том, чтобы сохранять негативную информацию как часть фона, на котором оцениваются дальнейшие факты. и неспособность воспринять негативные факты, то есть отсутствие фактов, которые ожидались бы в случае верности избранной гипотезы. Там, где убежать было нелегко и угроза была более очевидной, как в Польше и Восточной Европе, непонимание больше походило на самообман. Лакер сравнивает его с верой в чудесное исцеление смертельно больных людей и добавляет, что данная аналогия в некоторой степени вводит в заблуждение, так как евреи, оказавшиеся в опасности, в отличие от умирающих от рака, выиграли бы от более реалистичной оценки своего положения [375] Laqueur 1980: 154–155. . Полагаю, доводы в пользу самообмана сильнее в случае умирающих, у которых вера в чудесное исцеление, как правило, вытесняет прежний скептицизм или даже прямое неверие, которым нет соответствия в случае евреев, считавших, что им ничто не угрожает. Кроме того, вера в чудесное исцеление в некоторых случаях может быть рациональным выбором, когда все остальные средства ничего не дают и больше нечего терять. Я не думаю, что приведенное Лакером сравнение может послужить основанием для приписывания самообмана (отличного от принятия желаемого за действительное) восточноевропейским евреям.