Юн Эльстер - Кислый виноград. Исследование провалов рациональности

В-третьих, неверие среди неевреев в странах- союзниках и в нейтральных странах происходило от недостатка фактов и частично от неспособности оценивать факты. Правительства многих стран-союзников колебались, делать ли достоянием гласности их знание, из страха, что это может отвлечь внимание от мобилизации всех сил на оборону, иметь деморализующие последствия для евреев в оккупированных странах, развязать антисемитизм, латентно присутствующий у населения, и даже вызвать недоверие. Последний страх опирался на теорию о том, что из-за диких историй о жестокости немцев во время Первой мировой войны люди стали «невосприимчивы» к рассказам об ужасах [376] Laqueur 1980: 91. . Кроме того, правительства, как и индивиды, были склонны верить, что многие сообщения были преувеличением, плодом воображения самих евреев или же провокацией. В одном конкретном примере Лакер говорит следующее о свидетеле-нееврее: «Те, кто его знал, описывали его как не очень надежного свидетеля, человека легко возбудимого и склонного к преувеличению. Но – и это самое главное – в данном конкретном случае он вовсе не преувеличивал, и его беспокойство было вполне оправданно» [377] Laqueur 1980: 43. . Тут я должен не согласиться. В тот момент имело значение, считался ли человек надежным свидетелем, ведь если не считался, его свидетельство не могло дать независимое подтверждение. Если худшее истинно, тенденция верить в худшее может произвести истинные убеждения, но убеждение не будет рационально обоснованным. И как я отмечал выше, это выполняется, даже когда есть основания верить в худшее, поскольку по гипотезе основания каузально не действенны для производства веры.

Я несколько раз ссылался на замечательную работу Джозефа Левенсона «Конфуцианский Китай и его современная судьба». Первый том трилогии в основном представляет собой исследование принятия желаемого за действительное и его ближайшего родственника, кислого винограда. В разделе III.2 я обращал внимание на его анализ «заблуждения t’i-yung» – веры в то, что содержание или сущность можно сохранить в неприкосновенности при преобразовании функции или внешнего вида. На самом деле «китайская ученость высоко ценилась из-за своей функции, а как только она была узурпирована, ученость пришла в упадок» [378] Levenson 1968, vol. I: 61. . Инфицирование духа техникой, инфицирование t’i через yung:

…началось в Китае, как можно ожидать, с того момента, как стал ставиться акцент на чистых средствах военной защиты <���…> для установления контроля над варварами через их собственные высокие технологии. Вскоре список высоких технологий, без которых невозможно обойтись, расширился и стал охватывать промышленность, торговлю, добычу полезных ископаемых, железные дороги, телеграф <���…> и традиционные отношения, которые составляли сущность, почти незаметно исчезли благодаря усилиям тех, кто стремился получить полезные технологии, призванные охранять сущность Китая [379] Levenson 1968, vol. I: 62. .

Et propter vitam, vivendi perdere causas [380] «И ради жизни потерять смысл жизни» (лат.). Цитата из «Сатир» Ювенала. – Прим. пер. .

Китайские традиционалисты, самым выдающимся из которых был Во Жэнь, «признавали дихотомию t’i-yung такой, какой она и была, – формулой самообмана в отношении следствий инноваций» [381] Levenson 1968, vol. I: 70. . Взамен они предлагали, чтобы главным предметом верности стала китайская культура, ведь невозможно защищать одновременно и нацию, и культуру. Иными словами, защита традиционной китайской культуры была общей почвой для новаторов и традиционалистов, по крайней мере во время первой волны реакций на вызов, брошенный Западом. Однако защита – это всего лишь защита, то есть апология. Комментируя данное понятие, Левенсон делает замечание, очень удачно вписывающееся в настоящий анализ:

Разговор об апологетике вовсе не подразумевает, будто китайские мыслители, защищая достоинство китайской культуры от претензий Запада, утверждали что-то неистинное. Истинное не становится менее истинным оттого, что на нем настаивают апологеты. Но апологеты не становятся менее апологетами оттого, что предмет их настояний истинен: значение имеет само это настаивание [382] Levenson 1968, vol. I: 73–74. .

В руках апологетов веские основания превращаются в инструменты убеждения. Слушатель поставлен в тупик: к чему же именно ему прислушиваться – к резонам или к интонации, с которой они высказываются? Обычной чистосердечной веры недостаточно, чтобы воспринять правильные резоны, высказанные недобросовестно.

Левенсон утверждает, что Во Жэнь и его последователи также были подвержены обскурантизму и иррациональности в другом, более сложном смысле:

На своей собственной почве [рационализаторы t’y-yung] менее остро, чем реакционеры, чувствовали опасный потенциал западных методов, импортировавшихся только «для пользования». Однако, хотя реакционеры могли гордиться тем, что почувствовали логическую неадекватность данной рационализации инноваций, их вывод о том, что это инновации должны быть остановлены, а не рационализация изменена, был ошибочным. Ведь они были обскурантистами, так как не понимали, что инновации были неизбежны и что какая-то рационализация, логичная или нет, была психологически необходима [383] Levenson 1968, vol. I: 77. .

Я понимаю смысл этого отрывка как утверждение того, что традиционалисты вели безнадежные арьергардные бои. Само по себе это еще не делает их обскурантистами. Но Левенсон, похоже, заявляет следующее: их неспособность понять, что их действия были безнадежными и что инновации неизбежны, показывает, что они были жертвами принятия желаемого за действительное не меньше, чем их оппоненты t’y yung. Однако аргумент такого рода весьма деликатен и его следует использовать с большой осторожностью. В политике границы неизбежного – ставки в действии и исход действия, а не ограничение, существующее прежде действия [384] Elster 1978a: 50–51. Да, границы не резиновые. Существуют некоторые внешние рамки, дальше которых их сдвинуть нельзя. Но всегда ли можно узнать заранее, где на политической карте расположены эти рамки? Я полагаю, что в некоторых случаях такое знание возможно, тогда как обскурантизмом будет стремление к невозможному. Но в других случаях видимость принятия желаемого за действительное (или самообмана) возникает под действием ретроактивной иллюзии, будто люди в свое время должны были знать то, что мы воспринимаем сейчас. Данное явление соотносится с описанными мною выше безуспешными попытками изменения характера, связанными с неопределенностью ex ante, окружающей пределы того, что можно достичь, вытянув себя за волосы.