Мартин Хайдеггер - Ницше и пустота

Эпоха, которую мы называем Новым временем и в завершение которой теперь начинает вступать история Запада, определяется тем, что человек становится мерой и средоточием сущего. Человек есть для всего сущего, т. е., в понимании Нового времени, для всего опредмечивания и для всей представимости, лежащее в основе, subicctum. Как ни резко Ницше снова и снова нападает на Декарта , чья философия лежит в основе новоевропейской метафизики, он нападает на Декарта только потому, что тот еще не полностью и без достаточной решительности вводит человека как subiectum. Представление subiectum как ego, Я, так сказать, «эгоистическое» истолкование субъекта для Ницше еще недостаточно субъективистично. Только в учении о сверхчеловеке как учении о безусловном преимуществе человека внутри сущего новоевропейская метафизика приходит к предельному и законченному определению своего существа. В этом учении Декарт празднует свой высший триумф.

Поскольку в человеке, т. е. в образе сверхчеловека, воля к власти неограниченно развертывает свое чисто властное существо, постольку «психология» в смысле Ницше как учение о воле к власти есть одновременно и прежде всего также и область основных метафизических вопросов . Поэтому в «По ту сторону добра и зла» Ницше может сказать: «Вся психология до сих пор увязает в моральных предрассудках и пугливости: она еще не отважилась пуститься в глубину. Взять ее в качестве морфологии и учения о развитии воли к власти , как беру ее я, – этого никто еще даже и в мыслях своих не касался». В заключение этого раздела Ницше говорит, что надо требовать, «чтобы психология снова была признана госпожой наук, для обслуживания и подготовки которой существуют все прочие науки. Ибо психология – отныне снова путь к основным проблемам». Мы можем также сказать: путем к основным проблемам метафизики являются «Meditationes» о человеке как subiectum. Психология есть обозначение для той метафизики, которая выставляет человека, т. е. человечество как таковое, а не просто отдельное «Я», в качестве subiectum, в качестве меры и средоточия, основания и цели всего сущего. Если нигилизм понимается тогда как «психологическое состояние», то это означает вот что: нигилизм касается положения человека внутри сущего в целом, рода и способа, каким человек ставит себя в отношение к сущему как таковому, каким он формирует и утверждает это отношение и тем самым самого себя; а стало быть, речь идет не о чем другом, как о роде и способе исторического бытия человека. Этот род и способ определяется из основного характера сущего как воли к власти. Нигилизм, взятый как «психологическое состояние», значит нигилизм, увиденный как образ воли к власти , как событие, в котором проходит историческое бытие человека.

Если Ницше говорит о нигилизме как «психологическом состоянии», то при прояснении существа нигилизма он будет двигаться также в «психологических» понятиях и говорить на языке «психологии». Это не случайно и потому вовсе не какой-то внешний способ самоизъяснения. Все равно мы должны изнутри такого языка слышать более существенное содержание, потому что тут подразумевается «космос», сущее в целом.

Ницше называет в трех первых абзацах § 12 А три условия, при которых наступает нигилизм. Спрашивая об этих условиях, он пытается вывести на свет происхождение нигилизма. Происхождение означает здесь не только «откуда», но и «как», род и способ, каким нигилизм становится и есть. «Происхождение» никоим образом не означает исторически вычисляемое задним числом возникновение. Вопрос Ницше о « происхождении » нигилизма, будучи вопросом о его «причине», есть не что иное, как вопрос о его существе.

Нигилизм есть процесс обесценки прежних верховных ценностей. Когда эти верховные, впервые придающие ценность всему сущему ценности обесцениваются, лишается ценности и опирающееся на них сущее. Возникает ощущение неценности, ничтожества всего. Нигилизм как падение космологических ценностей есть таким образом одновременно приход нигилизма как ощущения неценности всего, как «психологического состояния». При каких условиях возникает это состояние? Нигилизм «должен наступить», во-первых , «когда мы искали во всем происходящем “смысл”, которого там нет». Предусловием для нигилизма тем самым оказывается то, что мы ищем «смысл» «во всем происходящем», т. е. в сущем в целом. Что понимает Ницше под «смыслом»? От ответа на этот вопрос зависит понимание существа нигилизма, поскольку Ницше часто приравнивает его к господству « бессмысленности » (ср. § 11). «Смысл» означает то же, что ценность, потому что вместо «бессмысленности» Ницше говорит также «обесцененность». Тем не менее не хватает удовлетворительного определения существа «смысла». «Смысл» – можно было бы считать – понимает всякий. В черте обыденной мысли и приблизительных представлений это отвечает действительности. Поскольку мы, однако, наведены на то, что человек во всем происходящем ищет какой-то «смысл», и коль скоро Ницше указывает на то, что эти поиски «смысла» кончаются разочарованием, то уже нельзя обойти вопрос, на каком основании и ради чего человек ищет смысл, почему он не может принять вероятное здесь разочарование как нечто безразличное, наоборот, сам из-за него затронут и угрожаем, даже сотрясаем в своем положении в мире.

Ницше понимает здесь под «смыслом» (ср. абзацы 1 и 4) то же, что «цель». А под этим мы имеем в виду «к чему» и «ради чего» всякого поступка, поведения и совершения. Ницше перечисляет, каким мог бы быть искомый «смысл», т. е., исторически рассуждая, каким он был и каков он в примечательных разновидностях еще есть: «нравственный миропорядок»; «возрастание любви и гармонии во взаимоотношениях существ», пацифизм, вечный мир; «приближение к состоянию всеобщего счастья» как максимальное возможное счастье максимально возможного множества; «или хотя бы даже скатывание к какому-то всеобщему состоянию Ничто» – ибо даже такое скатывание к такой цели еще имеет определенный «смысл»: «цель – это все-таки всегда какой-то смысл». Почему? Потому что у смысла есть направленность; потому что он сам и есть направленность к какому-то концу. Ничто – тоже цель? Несомненно, ибо воля волить Нечто все-таки еще позволяет воле волить. Воля к разрушению – все-таки еще воля. И так как воля есть воление самой себя, даже воля к Ничто все еще предоставляет воле быть самою собой — волей.

Человеческая воля « требует цели, – и она скорее будет даже волить Ничто , чем ничего не волить». Ибо «воля» есть как воля к власти: власть власти, или, как мы с равным успехом можем сказать, воля к воле , к верховенству и повелеванию. Не от Ничто отшатывается в страхе воля, но от ничего-не-воления , от уничтожения своей собственной бытийной возможности. Испуг перед пустотой ничего-не-воления – этот «horror vacui» – есть «основной факт человеческого воления». И именно из этого « основного факта » человеческой воли, что она скорее будет лучше волей к ничто , чем ничего-не-волением , Ницше получает основание для доказательства своего тезиса, что воля в своем существе есть воля к власти. (Ср. «К генеалогии морали», VH, 399; 1887.) «Смысл», «цель» и «назначение» суть то, что допускает и позволяет воле быть волей. Где воля, там не только путь, но прежде всего для пути та или иная цель, будь то даже «лишь» сама же воля.