Мичио Каку - Будущее человечества. Колонизация Марса, путешествия к звездам и обретение бессмертия

Дебаты о трансгуманизме не новы, они восходят к ХХ в., когда впервые были осмыслены законы генетики. Одним из первых эту идею озвучил Джон Холдейн. В 1923 г. он прочел лекцию, которая позже была издана отдельной книгой под названием «Дедал, или Наука и будущее». В ней он предсказал, что с помощью генетики мы сумеем усовершенствовать человечество.

Многие его идеи сегодня кажутся вполне умеренными, но Холдейн понимал, какие споры они вызовут. Он признавал, что человеку, который услышит их впервые, они могут показаться «непристойными и противоестественными», однако со временем люди примут их.

Фундаментальные принципы трансгуманизма, которые гласят, что люди не должны безропотно терпеть «грязную, скотскую и короткую» жизнь, если наука может облегчить страдания, улучшив человека как вид, первым изложил Джулиан Хаксли в 1957 г.

Существует несколько различных представлений о том, на какие аспекты трансгуманизма мы должны обратить внимание в первую очередь. Кто-то считает, что нам следует сосредоточиться на механических способах улучшения возможностей организма, таких как экзоскелеты, специальные очки, хранилища воспоминаний, которые можно было бы загружать в мозг, и импланты для обострения чувств. Что касается генетики, то одни предлагают сосредоточиться на устранении смертельно опасных генов, другие — на усилении наших врожденных способностей, третьи — на повышении интеллектуальной мощи. С помощью генной инженерии мы можем на протяжении жизни одного поколения добиться желаемого, не тратя десятки лет на то, чтобы средствами искусственного отбора доводить до совершенства нужные наследственные признаки, как мы делали это с собаками и лошадьми.

Прогресс биотехнологий идет настолько стремительно, что ставит перед нами множество непростых этических вопросов. А мрачная история евгеники, включая эксперименты нацистов по созданию высшей расы, служит предостережением каждому, кто заинтересован в изменении человека. Уже сегодня можно взять у мыши клетки кожи, модифицировать их генетически, чтобы они стали яйцеклетками и спермиями, затем провести оплодотворение — и получить здоровую мышь. Со временем этот процесс, возможно, будет применен и к человеку. Конечно, он многократно увеличит число бесплодных пар, которые смогут благополучно произвести на свет здоровых детей, но он означает также, что можно будет без согласия человека получить у него клетки кожи и создать его клонов.

Критики утверждают, что воспользоваться этой технологией смогут только богатые и облеченные властью. Философ Фрэнсис Фукуяма предостерегает, что трансгуманизм «относится к числу самых опасных идей в мире» [63]. Он утверждает, что, если ДНК наших потомков будет изменена, это с большой вероятностью повлечет за собой изменения в поведении, породит еще большее неравенство — и потому станет угрозой для демократии. Однако история техники свидетельствует, что богатые первыми получают доступ к технологическим чудесам, но со временем их стоимость падает до уровня, когда их может позволить себе обычный человек.

Другие критики заявляют, что это может стать первым шагом к расколу между людьми и на кону здесь — само определение человечества. Возможно, разные ветви генетически улучшенного человечества будут обитать в разных частях Солнечной системы и со временем образуют разные биологические виды. Можно допустить, что между разными ветвями человечества возникнет соперничество или даже вспыхнет война и само понятие Homo sapiens окажется под угрозой. Мы обратимся к этому важному вопросу в главе 13, когда будем обсуждать мир далекого будущего, отстоящего от нас, возможно, на тысячи лет.

В романе «Дивный новый мир» (Brave New World) Олдоса Хаксли биотехнологии используются для выведения расы высших существ, называемых альфами и с рождения предназначенных руководить обществом. Дети, которые на стадии эмбрионов недополучают кислорода, рождаются умственно отсталыми, их воспитывают для прислуживания альфам. На самом дне общества находятся эпсилоны, которых выращивают для грубого ручного труда. Это общество выглядит как тщательно продуманная утопия, где технологии используются для удовлетворения потребностей человека и все выглядит упорядоченным и мирным. Однако эта утопия основана на угнетении и несчастье тех, кому судьбой уготовано жить на дне.

Сторонники трансгуманизма соглашаются, что к этим гипотетическим сценариям следует относиться серьезно, но тут же объявляют такие вопросы чисто академическими. Несмотря на лавину новых исследований в области биотехнологий, значительную часть этих разговоров следует рассматривать в более широком контексте. Дизайнерских детей пока не существует, и гены, отвечающие за многие личностные качества, которые родители, возможно, хотели бы видеть в своих детях, пока не обнаружены. Их, кстати говоря, может и вовсе не оказаться. Пока ни одну поведенческую черту человека невозможно изменить при помощи биотехнологий.

Часто говорят, что страхи, связанные с тем, что трансгуманизм может выйти из-под контроля, преждевременны, поскольку технология изменения генома пока только маячит в отдаленном будущем. Но, учитывая темп, в котором сегодня делаются новые открытия в этой области, к концу XXI в. генетические модификации, вероятно, станут реальной возможностью, поэтому мы просто обязаны задуматься о том, насколько далеко мы готовы зайти в применении этой технологии.

Я убежден (и не раз говорил об этом в предыдущих своих книгах), что здесь вступает в действие «принцип пещерного человека», который кладет естественный предел тому, насколько сильно мы готовы менять себя. Глубинные основания нашей личности не особенно изменились за последние 200 000 лет — с того момента, когда впервые появился современный человек. Хотя сегодня у нас есть ядерное, химическое и биологическое оружие, наши фундаментальные стремления и желания остаются прежними.

Чего же мы хотим? Опросы показывают, что после удовлетворения базовых потребностей мы особенно высоко ценим мнение окружающих. Мы хотим хорошо выглядеть, особенно в глазах представителей противоположного пола. Мы жаждем уважения в кругу друзей. Мы, возможно, остережемся менять себя слишком решительно, особенно если это сделает нас непохожими на остальных.

Таким образом, мы, очень может быть, готовы будем принять только те улучшения, которые поднимут наш статус в обществе. И хотя мы, несомненно, будем испытывать давление, подталкивающее нас к генетическому или электронному усилению наших возможностей, особенно если выйдем в космос или будем жить в условиях другой среды, довольно скоро должен обнаружиться предел, за которым мы перестанем желать этих изменений. Этот предел поможет нам не потерять связи со здравым смыслом.