Зигмунт Бауман - Глобализация. Последствия для человека и общества

Далеким (пока) идеалом здесь является полная изоляция, позволяющая превратить «другого» в простой пример карающей силы закона. Впрочем, к этому идеалу уже приближаются американские ультрасовременные тюрьмы, вроде тюрьмы «Пеликан Бэй» в Калифорнии, штате, где — по краткому определению Нильса Кристи [56] Nils Christie. Crime Control as Industry: towards Gulag, Western Style? London: Routledge, 1993. P 86–87. Во втором издании вопросительный знак в конце заголовка был снят. — «предпочтение отдается росту и активности» и где соответственно планируется к началу XXI в. иметь по восемь заключенных на каждую тысячу жителей. Согласно восторженному описанию в «Лос-Анджелес Таймс» от 1 мая 1990 г., тюрьма «Пеликан Бэй» «полностью автоматизирована и задумана таким образом, чтобы заключенные практически не имели личного контакта с охранниками или другими заключенными». Большую часть времени заключенные проводят в «камерах без окон, построенных из прочных железобетонных блоков… Они не работают в тюремных мастерских; у них нет возможности заниматься физкультурой; они не общаются с другими заключенными». Даже охранники «заперты в застекленных смотровых будках и общаются с заключенными через систему репродукторов», так что последние видят их редко, а то и не видят вообще. Единственной задачей охранников остается следить за тем, чтобы заключенные были все время заперты в камерах — чтобы они никого не видели и их никто не видел, чтобы они ни с кем не общались. Если бы заключенным не позволяли есть и испражняться, такие камеры было бы трудно отличить от гробов.

На первый взгляд проект «Пеликан Бэй» представляется модернизированным, ультрасовременным, высокотехнологичным вариантом «Паноптикона»; идеальным воплощением мечты Бентама о тотальном контроле при помощи тотального наблюдения. Однако, если присмотреться повнимательнее, становится ясным, что первое впечатление было поверхностным.

Контроль «паноптиконного типа» выполнял важную функцию; подобные учреждения замышлялись в первую очередь как исправительные дома . Цель исправления заключалась якобы в том, чтобы заставить заключенных сойти с пути к моральному падению, на который те вступили по собственной воле или оказались не по своей вине; выработать у них привычки, позволяющие вернуться в объятия «нормального общества»; остановить их «моральное разложение», побороть в них лень, неумелость, неуважение или равнодушие к общественным нормам — все недостатки, в совокупности лишающие заключенных способности к «нормальной жизни». То были времена трудовой этики — когда труд, усердный и постоянный труд, рассматривался одновременно как рецепт угодной богу, добродетельной жизни и основное правило общественного порядка. Но в эти же времена число крестьян и ремесленников, не способных свести концы с концами, неудержимо росло, а машины, лишившие их средств к существованию, простаивали в тщетном ожидании, что ими займутся покорные и послушные руки. Так что на практике идея исправления сводилась к тому, чтобы заставить заключенных трудиться — делать полезную, прибыльную работу. В образе «Паноптикона» Бентам обобщил опыт разрозненных, но повсеместных попыток решить реальные, вызывающие раздражение и тревогу проблемы, с которыми столкнулись в эпоху нового времени пионеры индустриального производства с его рутинным, монотонным, механическим ритмом.

В момент разработки проекта «Паноптикона» многие рассматривали недостаточное «усердие» работников как главное препятствие на пути социального прогресса. Первые предприниматели жаловались на нежелание будущих рабочих «капитулировать», воспринять ритм заводского труда; в тех условиях смысл «исправления» заключался в том, чтобы преодолеть это сопротивление и одновременно придать «капитуляции» более пристойный характер.

Подведем итог: при всех других непосредственных задачах учреждения для изоляции людей «паноптиконного типа» являлись в первую очередь фабриками по производству дисциплинированной рабочей силы. Зачастую они к тому же позволяли немедленно решить эту главную задачу — заключенных сразу же заставляли трудиться, в особенности выполнять работу, к которой «свободные труженики» меньше всего стремились и вряд ли стали бы делать по собственной воле, какое бы вознаграждение им за это ни сулили. Что бы ни говорилось об их долгосрочных целях, большинство институтов «паноптикумного типа» были работными домами .

Те, кто замышлял и создавал исправительный дом, основанный в Амстердаме в начале XVII столетия, намеревались «производить» там «здоровых людей, умеренных в еде, привычных к труду, стремящихся получить хорошую работу, способных «крепко стоять на ногах» и «богобоязненных». Был составлен длинный перечень видов ручного труда, которым будущим заключенным следовало заниматься, чтобы у них выработались подобные качества: например, сапожное дело, изготовление записных книжек, перчаток и сумок, каймы для оторочки воротников и плащей, фланелевых и шерстяных тканей, льняных скатертей и гобеленов, вязание, резьба по дереву, плотницкое и стеклодувное ремесло, плетение корзин и т. д. На практике же производственная деятельность в этом доме, после нескольких робких попыток следовать первоначальному плану, свелась к обработке бразильской древесины, что первоначально планировалось исключительно как метод наказания — чрезвычайно примитивной и изнурительной работы, за которую вряд ли кто-то бы взялся добровольно, если бы не режим принудительного труда, существовавший в исправительном доме [57] См.: Thorsten Sellin. Pioneering in Penology: the Amsterdam Houses of Correction in the Sixteenth and Seventeenth Centuries . University of Philadelphia Press, 1944. P. 27–29, 38–39. .

Вопрос о том, удалось ли вообще исправительным домам в их многочисленных вариациях выполнить заявленную задачу «реабилитации», «морального исправления», «возвращения заключенным способности жить в обществе» с самого начала вызывал большие споры и по сей день остается неясным. Среди исследователей преобладает мнение, что при самых благих намерениях существовавшие в этих учреждениях условия изоляции и система тщательного наблюдения только препятствовали «реабилитации». Предписания трудовой этики плохо сочетаются с принудительным режимом тюрьмы, какое бы название она ни носила.

Выдающийся норвежский специалист по социологии права Томас Матисен высказывает глубоко обдуманное, аргументированное и подкрепленное серьезными исследованиями мнение о том, что «в течение всей своей истории на практике тюрьма никогда не обеспечивала реабилитации, «заключение никогда не приводило к «возвращению людей в общество» [58] Thomas Mathiesen. Prison on Trial: A Critical Assessment . London: Sage, 1990. P. 40. . Вместо этого она отюремливала заключенных (термин принадлежит Дональду Клеммеру) [59] См.: Donald Clemmer. The Prison Community . New York, Holt: Reinhart & Winston, 1940. — то есть поощряла или вынуждала их усваивать и воспринимать привычки и обычаи, типичные для пенитенциарной среды, и только для нее; поэтому резко отличающееся от поведенческих моделей, формируемых культурными нормами, существующими в мире за тюремными стенами. «Отюремливание» было прямой противоположностью реабилитации» и главным препятствием на «пути назад в общество».