Нассим Талеб - Рискуя собственной шкурой. Скрытая асимметрия повседневной жизни

Скажем, научный журналист Стивен Пинкер проделал этот фокус со своей книгой «Лучшие части нашей природы» (The Better Angels of Our Nature), которая утверждает, что в современности насилия меньше, чем в древности, и что причиной тому – современные институции. Мы с соавтором Паскуалем Кирилло, внимательно изучив представленные Пинкером «данные», обнаружили, что он или не понял своих же цифр (он правда их не понял), либо, придумав концепцию, продолжал добавлять графики, не отдавая себе отчет в том, что статистика – это не данные, а перегонка, строгость и неодураченность случайностью . Впрочем, на широкого читателя и поклоняющихся государству коллег-ИНИ книга Пинкера произвела впечатление (на время).

Завершим наше обсуждение проблемой нечестности, которая хуже любого неравенства. Какое это жалкое зрелище – отсиживающиеся в тылу, ничем не рискующие люди, богатеющие на госслужбе!

Когда уходивший с поста президента Барак Обама согласился написать воспоминания за 40 миллионов долларов, многих это возмутило. В то же время сторонники Обамы, защищавшие его статисты, осуждали богатых предпринимателей, нанятых следующей администрацией. Для таких людей деньги – корысть, но это не касается тех, кто зарабатывает не коммерцией, а чем-то еще . Я немало попотел, объясняя, что богачи, ставшие чиновниками, – совсем не то, что чиновники, ставшие богачами; опять же, здесь важна динамика, последовательность событий.

Богачи на госслужбе уже доказали, что они не полностью некомпетентны; разумеется, успех может быть случайностью, но он хотя бы намекает на какой-то навык жизни в реальном мире и на то, что человек взаимодействовал с реальностью. Конечно, при условии, что он ставил шкуру на кон; еще лучше, если богача постиг крах, если он потерял часть состояния и пережил испуг.

Как обычно, мы видим смесь этического и эффективного.

Использовать госслужбу для обогащения – откровенно неэтично .

Правильно управляемое общество обязывает человека, идущего на госслужбу, поклясться в том, что он не будет зарабатывать в частном секторе больше некоей суммы; остальное должно пойти налогоплательщику. Тогда «служба» и правда станет таковой, причем искренней: госслужащим следует недоплачивать, ведь они получают эмоциональное вознаграждение, служа обществу. Клятва доказала бы, что госслужба для них – не инвестиционная стратегия: нельзя пойти в иезуиты, чтобы позднее, когда вас в итоге лишат сана, это помогло бы вам стать работником Goldman Sachs – учитывая эрудицию и мастерскую казуистику, которые обычно ассоциируются с Обществом Иисуса.

Сегодня госслужащие по большей части предпочитают оставаться на госслужбе – за исключением тех, кто работает в чувствительных сферах, контролируемых большим бизнесом: агропродовольственный сегмент, финансы, космос, все, что связано с Саудовской Аравией…

Госслужащий может придумать правила, выгодные такой индустрии, как банковская, – а потом устроиться в банк J. P. Morgan и сторицей возместить разницу между нынешней зарплатой и своей рыночной стоимостью. (У регуляторов, как вы помните, есть стимул усложнять правила до бесконечности, чтобы позднее продавать свои знания и умения подороже.)

Иначе говоря, на госслужбе можно брать неявные взятки: вы служите еще и, например, Monsanto, и эта фирма впоследствии берет вас под крыло. Не потому, что она вас уважает; просто ей нужно поддерживать систему, чтобы и следующий парень вроде вас играл по тем же правилам. Бывший министр финансов США, ИНИ и любитель теплых местечек Тим Гайтнер – мы с ним делим калабрийского парикмахера из пролога – был щедро вознагражден индустрией, которую спас от банкротства. Он сделал все, чтобы банкиры получили финансовую помощь и выплатили себе крупнейшие премии после кризиса, в 2010 году (из денег налогоплательщиков); в качестве награды за хорошее поведение он получил должность с многомиллионным окладом в финансовой институции.

Специалист специалисту рознь – все зависит от сферы, в которой человек трудится: электрик, стоматолог, эксперт по португальским неправильным глаголам, врач-колоноскопист, лондонский таксист, математик, специализирующийся на алгебраической геометрии, – профессионалы (плюс-минус локальные вариации), в то время как журналист, бюрократ Госдепа, клинический психолог, теоретик менеджмента, директор издательства и макроэкономист – нет. Отсюда возникает вопрос: как отличить настоящего эксперта? Кто решает, какой эксперт настоящий, а какой нет? Где искать этого метаэксперта?

Время – вот главный эксперт. Или, скорее, Линди, темпераментный и безжалостный, что мы и увидим в следующей главе.

Единственный и неповторимый профессионал. – Чизкейки Lindy есть не стоит. – Метаэкспертов оценивают метаметаэксперты. – Проститутки, непроститутки и любители

Lindy – ресторан в Нью-Йорке, ныне ловушка для туристов, гордо рекламирующая свои знаменитые чизкейки; на самом деле физики и математики на протяжении полувека знали о Lindy, потому что здесь появилось знаменитое эвристическое правило. Актеры, тусовавшиеся в Lindy и сплетничавшие о других актерах, обнаружили, что у бродвейских спектаклей, которые продержались, скажем, сто дней, ожидаемая продолжительность жизни – еще сто дней. Если спектакль продержался двести дней, величина составляет еще двести дней. Данное правило и получило название «эффект Линди».

Стоит предупредить читателя: хотя эффект Линди – одно из самых полезных, стабильных и универсальных эвристических правил, которые мне известны, чизкейк Lindy… не столь удивителен. Не исключено, что сам ресторан Lindy – вследствие эффекта Линди – не выживет.

Правило не раз пытались обосновать различными математическими моделями, но никому это толком не удавалось, пока: а) ваш покорный слуга не осознал, что эффект Линди лучше всего объясняется через теорию хрупкости и антихрупкости и б) математик Иддо Элиазар не формализовал его вероятностную структуру. Дело в том, что теория хрупкости объясняет эффект Линди напрямую . Нам с моими соавторами удалось определить хрупкость как чувствительность к беспорядку: в то время как я пишу эти строки, на моем письменном столе сидит фарфоровая сова, и она жаждет спокойствия. Ей не понравились бы встряски, беспорядок, переменчивость, землетрясения, трясущиеся руки ненавидящих пыль уборщиц, транзитное путешествие в чемодане через 5-й терминал в Хитроу и обстрел исламистского ополчения, спонсируемого Саудовской Варварией. Сова не получает выгоды от случайных событий и, в широком плане, хаоса. (Если говорить в более специальных терминах, сова, будучи хрупкой, по необходимости нелинейно реагирует на стрессоры: чем сильнее встряска, тем непропорционально бо́льшим будет ее влияние на сову – вплоть до точки, в которой та разобьется.)