Сьюзен Зонтаг - Болезнь как метафора

Так что если у «чумы» есть будущее как у метафоры, то причина тут – хорошо знакомое понятие вируса. (Быть может, в будущем ни одна болезнь, вызванная бациллами, не будет уподобляться чуме.) Вирусы угрожают самой информации, ныне неразрывно связанной с мощью компьютеров. Поврежденные или пиратские программы, известные как компьютерные вирусы, имитируют поведение биологических вирусов (способных «похитить» генетический код частей организма и передать чужеродный генетический материал). Эти программы, намеренно записанные на диск, копируются в операционную систему, когда компьютер по телефонным линиям или сети передачи данных сообщается с другими компьютерами. Как и их биологические тезки, они не сразу повреждают компьютерную память, давая возможность «зараженной» программе проникнуть в другие компьютеры. Подобные метафоры из вирусологии, отчасти вызванные повсеместными разговорами о СПИДе, становятся весьма популярными. (Вирус, в 1987 году уничтоживший информацию в студенческом компьютерном центре при Лихайском университете в городе Бетлхеме, штат Пенсильвания, получил название компьютерного СПИДа. Во Франции компьютерные специалисты уже говорят о проблеме информационного СПИДа.) И они усиливают ощущение вездесущности СПИДа.

Не приходится удивляться, что компьютеры – новейший элемент современного мира, круто изменивший нашу жизнь, заимствуют метафоры у новейшей болезни, также изменившей нашу жизнь. Не приходится удивляться и тому, что описания вирусных инфекций перекликаются с языком компьютерной эры: например, говорят, что вирус «размножается», копируя себя множество раз. Вирусы характеризуются не только механистически, но и анимистически – как латентная и скрытая угроза, как мутирующие микроорганизмы с высокой биологической приспособляемостью – отсюда ощущение, что болезнь коварна, непредсказуема, неизвестна. Эти метафоры – центральные для понятия СПИДа и отличают эту болезнь от других заболеваний, уподобляемых чуме. И хотя ассоциирующиеся со СПИДом страхи стары как мир, их ужесточает его статус как неожиданного события, совершенно новой болезни – своего рода нового наказания.

Одни не допускают мысли о существовании новых болезней, другие полагают, что многие старые болезни исчезли, и те, что считаются новыми, со временем тоже растворятся в небытии. Однако Милость Божья устроила так, что болезни, коих огромное множество, рассеяны по миру, а не обременяют одну страну: некоторые могут быть новыми в одних странах, и старыми – в других. Открывая новые земли, мы открываем новые болезни… и если Азии, Африке и Америке предъявят свой Список, ящик Пандоры разбухнет, и это будет странным.

СПИД был впервые обнаружен в начале 1980-х годов, но вряд ли это новая болезнь. Более вероятно, вирус СПИДа существовал достаточно долгое время, и не только на территории Африки, хотя болезнь лишь недавно достигла масштаба эпидемии (в Африке). Однако с общей точки зрения это новая болезнь, и медицина придерживается того же мнения: СПИД знаменует собой поворотный момент в отношении к болезни и к медицине, равно как к сексуальности и к катастрофе. На медицину принято было смотреть как на военную кампанию, ведущую от победы к победе и уже близкую к завершающей фазе. С появлением новой эпидемической болезни, притом что уже несколько десятилетий уверенно считалось, что подобные бедствия навсегда ушли в прошлое, статус медицины неизбежно изменился. С пришествием СПИДа стало ясно, что инфекционные заболевания далеко не побеждены и их перечень далеко не закрыт.

Медицина распустила нравы. Болезнь все вернула на круги своя. Благодаря контрацептивам и заверениям медиков, обещавших с легкостью вылечить болезни, передающиеся половым путем (как и практически все инфекционные заболевания), на секс стало возможным смотреть как на приключение, остающееся без последствий. Теперь же СПИД понуждает людей воспринимать секс иначе, его последствия могут оказаться весьма неприятными и граничить с самоубийством. Или убийством. (В начале 1980-х в США сексуальность уже пытались представить как нечто опасное. Именно тогда был запущен пробный шар, паника на почве герпеса – в большинстве случаев герпес довольно отвратителен и совершенно неэротичен.) Страх перед СПИДом заставляет тех, кто стремится жить настоящим и строить планы на будущее, закрывать глаза на прошлое – на свой страх и риск. Секс больше не замыкает партнеров друг на друге, разве что на короткое время. Теперь это дело не только двоих, а цепочка, цепочка болезней из прошлого. «Помните, что когда человек занимается сексом, он вступает в связь не только со своим партнером, но и со всеми его сексуальными партнерами за последние десять лет», – так звучит располагающее к себе гендерной неопределенностью заявление министра здравоохранения и социальных служб доктора Отиса Р. Боуэна, сделанное в 1987 году. СПИД дает понять, что все связи, за исключением долговременных и моногамных, беспорядочны (и, следовательно, опасны), а также являются отклонениями от нормы, ведь если посмотреть со стороны в гетеросексуальных отношениях всегда присутствует гомосексуальность.

Страх сексуальности – это новый, субсидируемый болезнью элемент вселенной страха, в которой теперь все живут. Ракофобия научила нас бояться загрязнения окружающей среды; ныне же нам приходится бояться загрязнения людей – так подсказывает сопряженная со СПИДом тревога. Страх перед чашей для причастия, страх перед операцией: страх зараженной крови, кому бы она ни принадлежала – Христу или вашему соседу. Жизнь – кровь, половые жидкости – сама по себе несет заражение. Эти жидкости потенциально летальны. Лучше держаться от них подальше. Люди хранят собственную кровь для будущего переливания. Модель альтруистического поведения, анонимная сдача крови скомпрометировала себя, поскольку нельзя быть уверенным в чистоте крови, полученной анонимным путем. СПИД не только отрицательно сказывается на Америке, подпитывая страсть к нравоучениям по поводу секса; он еще больше усиливает культуру эгоизма, того, что обычно превозносят как «индивидуализм». Эгоизм теперь получает дополнительные очки как обычная медицинская предосторожность.

Практика избегать контактов стала сопутствовать всем эпидемиям, включая те случаи, когда болезнь не передается половым путем и на больного не падает подозрение как на виновного. Во время пандемии инфлюэнцы в 1918–1919 годы – инфлюэнца очень заразна, она вызвана переносимым по воздуху вирусом (передаваемым через дыхательную систему) – людям советовали не пожимать друг другу руки, а при поцелуе прикладывать к губам носовой платок. Полицейским приказывали надевать марлевые повязки прежде, чем входить в дом, где находятся больные. Сегодня полицейские так же поступают, когда производят аресты в трущобных кварталах, поскольку СПИД в Америке стал в основном болезнью городских бедняков, черных и латиноамериканцев. Парикмахеры и зубные врачи носили маски и перчатки, совсем как нынешние стоматологи и стоматологи-гигиенисты. Однако великая эпидемия инфлюэнцы, убившая двадцать миллионов человек, длилась всего пятнадцать месяцев. Когда речь идет об эпидемиях, тянущихся долгие годы, подобные меры предосторожности начинают жить собственной жизнью. Они становятся частью социальных нравов, а не кратковременным вынужденным опытом, от которого потом отказываются.