Хаймо Хофмайстер - Что значит мыслить философски [Поиск фундамента всего знания и всего сущего]

У Аристотеля мы также сталкиваемся с совестью, хотя и не выраженной этим понятием или понятием daimonions. Свободный поступок для него это не только отсутствие принуждения, но и единство воли с самой собой, «дружба с самим собой»:

Он ведь находится в согласии с самим собой и вся душа [его во всех ее частях] стремится к одним и тем же вещам. [593]

Греческий аналог слова совесть — syneidesis. Предлог этого греческого слова syn, так же как и латинского эквивалента — conscientia, означает «вместе». Syneidesis изначально означало знание вместе с другими, позже стадо понятием сознания, сопровождающего собственный способ действия и занимающего по отношению к нему нравственную позицию. В этом смысле, как кажется Сенеке, понятие syneidesis употреблял уже Эпикур:

Но с ним следует согласиться в том, что злые дела бичуют совесть, что величайшая пытка для злодея — вечно терзающее и мучащее его беспокойство. [594]

У Августина совесть рассматривается не только как сознание, занимающее определенную позицию, но и как сознание, которое судит о самом себе, а также судимо со стороны. И тем не менее апелляцию к собственной совести, из-за которой Сократ когда-то был обвинен в безбожии, христианство, опираясь на взгляды Августина, не всегда считало в нравственном смысле само собой разумеющейся. Понимание совести как самостоятельной нравственной инстанции означало бы сомнение в послушании, которое наряду с заповедями нищеты и непорочности причислялось к так называемым евангелическим советам. Ведь требование послушания прежде всего божественной воле и тем формам, в которых она возвещала о себе, считалось сущностью христианского образа жизни:

И мамелюк в сраженье тверд, Христианин смиреньем горд. [595]

Но с другой стороны, поскольку совесть как нравственную инстанцию нельзя было сбрасывать со счетов, то возникла необходимость поставить вопрос о совести, отмеченной субъективным пониманием нравственности, и о нравственном сознании общества, которое находит свое выражение в нормах и законах. Поражаешься тому, когда, анализируя различие poiesis и praxis у Аристотеля, сталкиваешься с тем, что он осознанно говорил об arete. Не о понятии ли нравственности идет здесь речь, даже если словом добродетель не полностью передается его смысл, по крайней мере о той нравственности, которая основывается на свободе? Все это так, хотя здесь следует обдумать еще одно. Arete подразумевает и осуществление заданной возможности бытия. Энтелехия глаза — это видение того, как должна осуществиться заложенная в желуде бытийная возможность стать дубом. Arete имеет целью благо каждого сущего, у человека же она нацелена на осуществление заданной ему в его сущности возможности. В этом смысле нравственный поступок означает осуществление заложенной в человека согласно его возможности цели, telos. Причем нет никакого сомнения, что человек в известной степени может существовать благодаря природе, это становится очевидным в совместной жизни граждан в нравственном общественном союзе. Ошибочность заданной соразмерно сущности цели понималось христианской мыслью как hamartia, т. е. грех, а не как выход за рамки естественных жизненных обстоятельств или даже как освобождение, и это продолжалось вплоть до отказа от естественной телеологии, произошедшего в начале Нового времени.

Средневековая христианская схоластика, будучи убеждена в том, что бытие и добро совпадают, ens et bonum convertuntur, связывало идею провидения с онтологией греков:

… что в каждой вещи природа состоит преимущественно в определении ее формы, которая представляет определенный вид [species] соответственно всему сущего. Человек однако имеет своим основанием разумную душу. Поэтому все, что говорится против разумного устройства, направлено собственно против природы человека, поскольку он есть человек. Но ведь «благо человека заключено в разумном поведении и зло тоже в поведении, но за границами разума»… И потому добродетель человека, делающая добрым его самого и его дело, постольку соответствует природе человека, поскольку она соответствует разуму. Порок же противоречит природе человека постольку, поскольку он противоречит порядку природы… [596]

Согласно распространенной в схоластике, да и в средневековье вообще, идее понять, что такое добро и зло для человека, можно исходя из природы человека, из его естественной разумности. Но как относится эта попытка выведения добра и зла к индивидуальной совести, которая надеется познать, что такое добро и зло из самой себя? Внутренне присущее этому отношению противоречие вело, с одной стороны, к точке зрения аристотелевской и средневековой этики, а с другой — к образованию современного понятия совести. Мы хотим пояснить это противоречие на примере понятия совести у Фомы Аквинского. [597]Он, с одной стороны, признавал совесть в качестве моральной инстанции, но, с другой стороны, задавался вопросом, может ли совесть заблуждаться.

Чтобы понять средневековую проблематику совести, необходимо уяснить разницу в понимании совести как synteresis и как conscientia. [598]В сочинении «De veritate» [599]Фома, ссылаясь на лекции Аристотеля по физике, о различии между synteresis и concientia говорит следующее: [600]

Природа во всех своих делах нацелена на благо и на сохранение того, что возникает благодаря действию природы; таким образом, во всех делах природы начала всегда прочно и неизменно обеспечивают правильное направление, ибо начала должны быть непрерывными, как говорится в первой книге «Физики». Ведь не может быть прочности и надежности в том, что основывается на принципа«, которые сами не прочны. Поэтому все движущееся восходит к первому неподвижному; поэтому все конкретное знание восходит к совершенно надежному знанию, преимущество которого в том, что оно не может быть заблуждением, и оно есть знание о первых, всеобщих началах, с которым соотносится все остальное знание, и на основе которого принимается всякая истина и отвергается всякое заблуждение. Если бы оно могло заблуждаться, то все полученное знание было бы ненадежным. Поэтому и для человеческих поступков тоже должна существовать неизменная правомерность, с которой соразмерялись бы все действия; так что это непрерывное начало противостоит любому злу и соответствует любому благу. И это есть synteresis, обязанность которого противостоять злу и располагать к добру. А потому… в нем не может быть греха.

В общем и целом synteresis никогда не может ошибаться, хотя при применении всеобщего принципа к особому случаю может возникнуть заблуждение по причине несовершенной или неправильной дедукции или неправильных посылок; и таким образом, нельзя просто сказать, будто synteresis посрамлено, а напротив, применяя общее суждение synteresis к отдельным поступкам, ошибается совесть. [601]