Платон - Собрание сочинений. Том 4

Был там город великий Кносс, а в нем царствовал Минос.

Девятилетний, с Зевсом могучим общаясь .

с Гомер воздает эту краткую хвалу Миносу, и более он не сочинял ничего похожего ни о ком из других героев. А то, что Зевс — учитель мудрости " и искусство его прекрасно, он заявляет во мноих местах, не только здесь. Он говорит, что в [каждый] девятый год [своего царствования] Минос беседовал с Зевсом и отправлялся к нему с намерением у него учиться 12, поскольку Зевс учит мудрости. И так как подобную честь — быть учеником самого Зевса — Гомер не приписал более никому из своих героев, но одному только Миносу, похвала его

d поразительна. А в «Одиссее», в «Жертвоприношении теням», Гомер изображает Миноса, творящего суд, с золотым скипетром в руке |3; речь идет здесь именно о Ми-носе, а не о Радаманте: Гомер не только в этом месте, но и нигде больше не изображает Радаманта ни судьею, ни собеседником Зевса. Поэтому-то я и говорю, что наивысшую хвалу Гомер воздал Миносу. Ведь нельзя превознести кого-либо выше, чем сказав, что он, будучи сыном Зевса, единственный из детей Зевса был также его учеником. Именно это означают слова:

Царствовал девятилетний, с Зевсом могучим общаясь.

е Они повествуют о том, что Минос был другом и собеседником Зевса. Ведь слово oaroi означает «беседы», а oaristes — это товарищ по рассуждениям. Следовательно, каждый девятый год Минос посещал жилище Зевса 14, чтобы поучиться одному и отчитаться в другом — в том,

400

чему он обучился у Зевса в предыдущее девятилетие. Некоторые толкуют слово oaristes как «сотрапезник» и «соучастник забав» 15 Зевса, но можно привести доказательство того, что эти толкователи несут вздор: хотя и элли- 320

нов и варваров живет на Земле великое множество, никто из них не воздерживается от пиршеств и такой забавы, как винопитие, кроме критян и лакедемонян, научившихся этому у критян. На Крите среди законов, установленных Миносом, существует один, запрещающий совместную попойку до опьянения 16. Но ведь ясно: то, что Минос считал прекрасным, это он и предписывал своим согражданам в виде закона. Не может же быть, чтобы он, как последний из людей, считал верным одно, b

а делал другое вопреки своим убеждениям. Поэтому-то его общение с Зевсом и было тем, что я говорю: целью его были рассуждения ради воспитания в добродетели. С тех пор как Минос установил законы для своих сограждан, Крит, а также Лакедемон во все времена процветают — стоило им только начать пользоваться этими законами, ибо они божественны 17.

Радамант был достойным мужем, коль скоро его учил Минос, однако он воспринял от него царское искус- c

ство не полностью, но лишь его служебную часть, а именно умение вершить суд: поэтому-то он и слыл справедливым судьей 18. Минос использовал его как стража законов в столице, в остальных же местах острова таким стражем был Талое 19. Последний три раза в год обходил все селения, блюдя в них законы, которые были записаны на медных табличках и отсюда получили наименование «медных». И Гесиод рассказывает о Миносе подобные вещи. Упомянув его имя, он говорит: d

Царственнейшим он родился средь смертных царей величайших,

Множеством повелевал кругом обитавших народов,

Скипетр Зевеса держал и правил с ним городами20.

Говоря о «скипетре Зевеса», Гесиод имеет в виду не что иное, как воспитание Зевса, с помощью которого Минос правил Критом.

Д р у г. А откуда же, мой Сократ, взялась эта молва о Миносе — будто он был суров и неотесан? e

С о к р а т. Если ты, мой достойнейший друг, будешь рассудителен, ты и сам станешь остерегаться — как и всякий другой, кому дорога добрая слава,— навлечь

401

на себя ненависть какого-нибудь поэта. Ведь поэты всемогущи в отношении молвы: они могут создать человеку любую славу, либо превознося его, либо, напротив, браня в своих сочинениях. Минос сделал ошибку, пойдя войной против нашего города, славящегося великой мудростью и разнообразными поэтами, творящими как

321 в других видах поэзии, так и особенно в трагическом. Ведь трагедия существует у нас издревле, она берет начало не от Феспида, как думают, и не от Фриниха 21, но, если ты хорошенько поразмыслишь, ты обнаружишь, что это — древнейшее изобретение нашего города: трагедия — самая народная и увлекающая души поэзия; в ней-то мы и отмщаем Миносу за то, что он принудил нас платить ему тогда дань. Вот какой промах допустил Минос, вызвав нашу ненависть, и потому (я отвечаю на

b твой вопрос) он обрел среди нас эту дурную славу. В то же время вернейшим знаком того, что он был человеком достойным и уважавшим законы и, как мы говорили раньше, хорошим пастырем и распорядителем, служит нерушимость его законов, в которых он правильно и по истине определил сущность управления государством.

Д р у г. Мне кажется, мой Сократ, ты молвил верное слово.

С о к р а т. Так, если я говорю правду, не кажется ли тебе, что критяне — сограждане Миноса и Радаманта — пользуются древнейшими законами?

Д р у г. Да, это очевидно.

С о к р а т. Они оказались достойнейшими законо-

с дателями из древних, пастырями и наставниками людей, подобно тому как Гомер называет хорошего военачальника «пастырем народов» 22.

Д р у г. Это очень хорошо сказано.

С о к р а т. Смотри же, во имя Зевса — покровителя дружбы : если бы кто спросил нас, что это такое, с помощью чего хороший законодатель и пастырь, отдавая распоряжения в отношении тела, делает его более крепким, ответили бы мы верно и кратко, что это питание и работа, причем, увеличивая одно и упражняя человека в другом, законодатель восстанавливает само его тело 24.

Д р у г. Да, это верно.

d С о к р а т. А если бы этот человек вслед за тем спросил: «Ну а с помощью чего же именно хороший законодатель и пастырь, уделяя это душе, делает ее более добродетельной?» — что ответили бы мы, не посрамив ни самих себя, ни свой возраст?

402

Д р у г. Я пока не знаю, что мне сказать.

С о к р а т. Однако постыдно будет для души каждого из нас оказаться невежественным в том, в чем заключено как добро, так и зло, в то время как мы усмотрели все, относящееся к телу и к остальному.

[Сократ]

132 Я вошел в училище грамматиста Дионисия 1 и увидел там юношей, известных своим прекрасным обликом и славным происхождением; узрел я также и их поклонников. Случилось, что двое из мальчиков между собою спорили, но я не очень-то расслышал о чем. Впрочем,

b мне показалось, что они спорят то ли об Анаксагоре, то ли об Энопиде 2. Видно было, что они чертят круги и изображают обеими руками углы склонения, причем проделывают все это очень серьезно 3. А я — мне довелось сидеть рядом с поклонником одного из этих мальчиков,— толкнув его слегка локтем, спросил, по какой причине они столь серьезны, и добавил: «Видно, великое это и прекрасное дело, раз они относятся к нему со столь необычным рвением».