Василий Налимов - Канатоходец

Отец родился в селе Вильгорт, что близ Усть-Сысольска (теперь Сыктывкар) — уездного города бывшей Вологодской губернии. Упомянем здесь, что погост Вильгорт впервые записан в писцовой книге 1585–1586 гг. Тогда в него входило 8 небольших деревень и 5 починков, где проживало 70–80 человек. В одной из этих деревень лет 300–350 тому назад начали жить Налимовы [12] См.: С. И. Налимов. Преображенное село. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1977, 79 с. .

В детстве (в начале 20-х годов) я однажды побывал в этих местах — тогда они еще сохраняли свою нетронутость [13] Позднее там повсеместно расползлись лагеря, и это, говорят, надломило культуру народа, не подготовленного ко всему, с чем ему пришлось столкнуться: совершая побеги, заключенные нарушали традиционную неприкосновенность и без того убогой собственности. Это вызывало озлобление, которое усиливалось официальной пропагандой, предлагавшей к тому же еще и завидное обогащение за поимку беглецов. Началась охота за людьми. Кто теперь оценит общенародный моральный ущерб, нанесенный лагерной системой «перевоспитания»? . Добротные рубленые дома, но без дворов, без усадьбы. Рядом только сарай, а к дому прямо примыкает хлев. Все настежь — ничто никогда не запиралось. Небольшие пашни, отвоеванные у леса; созревали только рожь, ячмень, овес. Там же хилые огороды: картошка, капуста, репа, лук, табак (махорка). Это и все, что могло расти; никаких фруктовых деревьев. А кругом леса, по большей части заболоченные (для них даже был специальный термин «парма»). Тогда еще в этих местах водилась дичь: рябчики, глухари, зайцы и, конечно, белки. Осенью было много грибов, ягод— особенно брусники. Крестьянин не выходил из дома без ружья и собаки [14] Подробное описание охотничьего быта можно найти в книге Н. Д. Конакова Коми охотники и рыболовы во второй половине XIX — начале XX века. М., 1983, 247 с. .

Основой хозяйства, пожалуй, были просторы заливных лугов. Я и сейчас помню эти, казавшиеся мне тогда бескрайними, поймы реки Сысолы. Буйство трав в ранней утренней росе, запрятанные в них гнезда, где охраняющая их птица оставалась до последнего взмаха косы «горбуши» (косили, сгорбившись, косами с малой рукояткой — так сподручнее на кочковатых лугах). У окоема мощные кусты дикой смородины — черной и красной — с непривычно большими ягодами, сразу же набивающими оскомину. И гнус: короткую летнюю ночь надо было проводить в крохотной хатке, где по-черному топили печь против комаров и мошки. Там спали вповалку усталые мужчины и женщины, там пытался примоститься и я, но глаза не выдерживали едкого дыма, и я стремительно выскакивал на свежий воздух, а оттуда так же стремительно — назад.

Василий Петрович рассказывал, что его отец был колдун-знахарь, местный маг, владеющий астральными силами и стихиями природы. В его образе, нарисованном отцом, было что-то общее с Доном Хуаном в описаниях К. Кастанеды. Он рано умер, но память о нем сохранялась долго. И когда отец, уже профессором, заезжал иногда в родные края, то его неизменно почитали как колдуна. И в нем действительно иногда просыпался древний маг, умеющий мгновенно и безоглядно принимать решения, собирать энергию и обращать ее против противника. Это проявлялось даже в мелочных столкновениях, многочисленных для него, не переносившего оскорблений. Невысокий, крепкий, он не терпел поражений и умел побеждать… пока не столкнулся с неумолимым Роком своей Страны. Не победил, но и не дрогнул — не изменил себе, спорил и боролся.

Вспоминаются некоторые характерные случаи:

(1) Москва, 1905 г., революционная настороженность: отец зачем-то вышел из дома и, переходя улицу, увидел, что на него несется казачий разъезд [15] Казаки тогда были вызваны в Москву, чтобы устрашать и усмирять вышедших из повиновения. ,— он заторопился, с ноги соскочила галоша, новая, только что купленная… останавливается, поднимает руку и громко кричит: «Осторожно — бомба!», разъезд круто разворачивается и объезжает Василия Петровича, заезжая на тротуар, а он спокойно надевает галошу и идет своей дорогой.

(2) Нижний Новгород, 1917 год, начало революции: отец, тогда преподаватель реального училища, соответственно одетый, входит в вагон трамвая, его окружает группа подгулявших парней и начинает издеваться над «буржуём», особенно распаляясь от вида «котелка»… напряжение растет, и вдруг в какой-то неуловимый момент команда пулей вылетает из вагона… того, что произошло, отец и сам не мог объяснить.

(3) Вторая половина 30-х годов: он с остатками своей семьи живет на даче под Москвой и регулярно ходит купаться на Истру по тропинке, пронзающей кустарниковую заросль. Как-то он замечает, что тропинку кто-то усердно превращает в отхожее место. Такого надругательства над Природой он, естественно, выдержать не мог и послал предупреждение: «Если это не прекратится, то у злодея на заднице появятся чирьи». Не прекратилось, чирьи появились, и тропинка очистилась.

(4) Плохо приходилось тем, кто, нападая, не знал, что «бомба» таки есть и взрывается, что и случилось однажды в 30-е годы на одной из конференций. Кто-то из официальных представителей, полемизируя, в качестве козырного аргумента объявил ему: «зырянская морда». В ответ взметнулась и обрушилась (как Священная Лабрис) трость Василия Петровича, который в результате многолетнего разбирательства случившегося был оправдан, а его оскорбитель — откомандирован на работу в какой-то сибирский город.

Теперь мне хочется дать последовательное описание жизненного пути Василия Петровича.

Первоначальное образование он получил в Земском начальном училище, затем в 2-классном Городском училище. Его способности не остались незамеченными [16] Природа как бы была озабочена тем, чтобы вытолкнуть его в мир другой жизни: способности к интеллектуальной деятельности у него были выражены столь же отчетливо, как и неспособность к ручной работе, нужной в крестьянской жизни. : Земство посылает его своим стипендиатом в фельдшерскую школу в Москву (1894–1897 гг.). Затем в течение 5 лет (1897–1902 гг.) он отрабатывает свою стипендию, работая фельдшером в разных уголках Зырянского края. Здесь и первое столкновение с тогдашним укладом жизни. Он — рядовой начинающий фельдшер — не просто делает положенное ему дело, а требует, в предвидении эпидемии, обеспечения медикаментами. Дело неслыханное — фельдшер требует! Начальство оскорблено, требование выполнено, отношения испорчены. И так всю жизнь.

Мне хочется здесь вспомнить эпизод столкновения с русской государственностью, связанный с фельдшерскими годами жизни отца. Ему пришлось сдавать экзамен на звание помощника аптекаря, для чего понадобилась справка о благонадежности. Копия этой справки приводится ниже (см. Приложение). С тех пор прошло почти 100 лет, но мало что изменилось — все те же справки и характеристики, удостоверяющие «поведение хорошее во всех отношениях». Революция не смогла отменить того, что было положено в основу государства Российского — архетип власти продолжал работать инвариантно к обновленным условиям.