Array Коллектив авторов - Сингулярность. Образы «постчеловечества» (сборник)

На первый взгляд, кажется, что утверждения «Я хочу что-то сказать людям» и «Я люблю рассказывать истории» – это два разных ответа, соответствующих двум различным типам писателей. Первая формулировка означает: у меня есть определенные идеи и представления, я хочу убедить людей в их истинности, в конце концов, я хочу изменить мир! Вторая подразумевает существенно меньшую претензию, а именно: мне интересно наблюдать за людьми (варианты – я много пережил, много повидал, знаком со многими интересными людьми, прожил длинную жизнь и т. д.), у меня в запасе множество историй, и я хотел бы поделиться ими с другими людьми. Объединяет эти два подхода, в первую очередь, то, что это экстравертные мотивировки. Для писателя-экстраверта создаваемый им литературный текст – средство коммуникации , способ связаться с другими людьми и донести до них свои истории или свои взгляды. Второй момент, объединяющий эти ответы, заключается в том, что ведь и тот писатель, который хочет распространять свои идеи и изменять мир, тоже вынужден делать это, рассказывая истории . Яркий пример такого рода – Лев Толстой. Толстовские проповеди в чистом виде способны читать разве что собственно толстовцы. Однако когда они обличены в форму «Войны и мира», «Анны Карениной» или «Воскресения», их становится способно с интересом прочитать и воспринять существенно большее множество культурных людей, и в такой обертке толстовская проповедь становится действительно всемирной. Людям в большинстве своем интересно «читать истории», да еще и не просто истории, а истории, написанные хорошим языком, с захватывающим сюжетом, живыми персонажами, волнующими проблемами. Под таким «соусом» они вполне готовы воспринять и немного абстрактных истин. Количество же тех, кто готов усваивать те же истины в виде сухого экстракта моральных, философских или научных статей, ныне, как и всегда, крайне невелико. Почему природа человека такова – не предмет нашего сегодняшнего обсуждения. Просто примем это в качестве аксиомы и двинемся дальше.

Череп, чернильница и молоток. Пабло Пикассо

Итак, для писателя-экстраверта важен читатель. Воздействие на читателя – цель его занятий литературой. Более того, читатель ему нужен предельно массовый. Писатель-экстраверт всегда мечтает написать бестселлер. Не потому (не только потому), что он так любит славу и известность, а потому, что таким способом его слова достигнут максимально возможного количества умов и сердец. Писатель-экстраверт никогда не откажется от экранизации своего бестселлера – ведь так его мысли и чувства узнают еще большее количество людей (зрителей-то в нашем мире заведомо больше, чем читателей, да и кинореклама куда назойливее и всеохватнее, нежели реклама книжная). Иногда, конечно, писатель-экстраверт не без оснований опасается того, что в ходе экранизации режиссер и продюсер могут существенно «извратить» произведение: изменить развязку, выкинуть важные смысловые и сюжетные линии, выхолостить мораль и т. д. и т. п. Но это опасение никогда не перерастает в фобию и не препятствует последующим возможным попыткам экранизации. А уж если бы писатель-экстраверт мог сам руководить экранизацией своих произведений – это был бы истинный предел его мечтаний.

Отсюда следует два важных вывода касательно описанного подвида писателей. Первый: если в какой-то момент читательская аудитория резко схлопнется, а книги принципиально перестанут издавать существенными тиражами, писатели-экстраверты в тот же миг перестанут заниматься традиционной литературой (в смысле «создания художественных текстов, предназначенных для прочтения»). Они скорее будут писать сценарии для кино и театра. Потому что придуманные ими истории и созданные ими смыслы должны доходить до других людей. И второй вывод: если бы писатели этой категории вдруг смогли без экономических и прочих проблем в любом количестве сами снимать кино по собственным сценариям, они предпочли бы это занятие написанию текстов, поскольку как коммуникативное искусство, как медиа кино в наши дни дает литературе сто очков вперед: кино ведь смотрит гораздо большее количество народу, нежели читает художественную прозу. А в перспективе, как мы уже видели, этот разрыв станет и вовсе непреодолимым. В этих условиях писатель-экстраверт просто не сможет добиваться своих коммуникативных или пропагандистских целей прежними средствами, и потому предпочтет скорее перестать писать , нежели перестать сочинять истории для людей . Функция сохранится, пережив и преодолев прежние (литературно-текстовые) средства.

Вероятно, на этом месте внимательный читатель данных заметок поспешит поймать меня на слове и строго спросить: «Если ваши рассуждения верны, почему же до сих пор мы не наблюдаем столь массовой переквалификации писателей в кинодеятели?» Верно, не наблюдаем, отвечу я. И тому есть целых три серьезных причины.

Рассмотрим следующую аналогию. Почему типичный средний бард (пардон, автор-исполнитель) всегда сам, явно не бог весть как, играет свои песни на гитаре и поет их собственным, очень средним голосом с невнятной дикцией и невеликим диапазоном? Неужели он считает их недостаточно хорошими для серьезного исполнения – с ансамблем или оркестром, с профессиональным вокалом? Если отвлечься от традиций жанра и сопутствующих сентиментальных комментариев типа «так песни звучат душевнее», ответ здесь заключается в трех основных причинах. Во-первых, откуда у него деньги на оркестр, певцов и студию? Иными словами, первая причина – экономическая . Во-вторых, если он отдаст свою песню какому-нибудь профессиональному певцу, и она вдруг станет популярна, то вся слава достанется этому певцу, а об авторе песни никто и не вспомнит, его имя нигде не прозвучит, поскольку так устроен современный шоу бизнес. Назовем эту причину честно – стремлением к личной известности и популярности . И наконец, в-третьих, сделав свою песню, первоначально всецело являвшуюся плодом его личного индивидуального творчества, предметом творчества коллективного, автор полностью теряет контроль над процессом. Аранжировщик самовыразился, дирижер самовыразился, музыканты и певцы самовыразились – глядишь, от первоначального замысла остались рожки да ножки. Кого это устроит? Кого-то и устроит, но далеко не всех. Таким образом, третья причина «самостийности и незалежности» автора-исполнителя заключается в том, что автор хочет творить сам, а не в команде . Пусть даже результат получится объективно хуже, зато на 100 % творение мое. Позиция ясная и заслуживающая всяческого уважения.