неизвестен Автор - Тринадцать врат

Особое место занимали мистические культы, восходившие к древним народным праздникам-мистериям в честь Деметры, Кибелы, Диониса и других божеств, так или иначе связанных с рождением, плодородием и смертью, этими важнейшими сакральными категориями.

Вначале это были "первобытные культы с медвежьей пляской и факельным богом, с неуклюжими идолами и грубыми обычаями, с заклинаниями и чудодейственными исцелениями" (Леманн А. Краткая история суеверий и волшебства), участники которых приходили в экстаз и предавались оргиям

- недаром и "экстаз", и "оргия" - слова греческие, но в

древности они не имели еще современной негативной окраски, а

означали всего лишь "смещение, переход [в иное состояние]"

("ek-stasis) и "[священно]действие (ta "orgia, от "ergw)",

- однако чем ближе подходил конец эры Овна, тем более они становились похожи на своего рода тайные общества, ордена или закрытые клубы, куда принимали лишь после выполнения особых обрядов или обетов. Принятые же проходили несколько степеней посвящения, и в самых главных мистериях могли участвовать только высшие адепты.

Одним из таких орденов или обществ были ОРФИКИ. Свое учение они возводили к мифическому певцу Орфею, которому приписывали свои книги и гимны.

Орфей - сын Оагра и музы Каллиопы, легендарный фракийский

певец и пророк. Мифов о нем существует множество: он спускался в

Подземное царство за своей возлюбленной Эвридикой, мог укрощать

песнями диких зверей и перемещать деревья и скалы. После гибели

Орфея его голову, брошенную в реку Гебр, принесло течением к

Лесбосу, где она стала местным оракулом.

У них были свои школы. В частности, в Афинах в VI в. до н. была такая школа, возглавлявшаяся Ономакритом. Однако больше было бродячих жрецов, называвшихся орфеотелестами. Они ходили по городам и селам, объявляя изречения оракулов, продавая Книги Орфея и Мусея, и посвящая желающих в орфические таинства. Сами они соблюдали множество строгих правил, ведя аскетический образ жизни.

Сегодня у нас под аскезой понимается отказ от материального

ради духовного. Однако слово "аскеза" ("askhsis) собственно

означает тренировку, так что античный аскет - это тот, кто

приобрел некие навыки, преимущественно практические, нужные для

достижения определенной цели, например, состояния медитации или

экстаза, то есть человек, в нашем понимании скорее

соответствующий йогу.

Космогония орфиков, в отличие от общепринятой у греков, носила черты Востока:

Из яйца, брошенного в воду, родился Фанет (Фанеш), божество солнечного света и годового цикла. Его изображали окруженным змеей и 12 знаками Зодиака, как Эона и Митру.

Из Воды и Земли родилось нечто Третье, и "это был Змей с головами быка и льва, между которыми было лицо бога. Имя его было Хронос Агераос (Нестареющее Время)" - уже знакомый нам сатурнический образ. А сопровождали его Ананке-Судьба и Адрастея-Мстительница.

Но особенно орфики почитали Диониса.

Образ Диониса, связанный с культом плодородия, очень сложен. Прежде всего Дионисов было два, позже слившихся воедино: 1) всем известный Дионис-Вакх, покровитель виноделия, но он же и демон Азазел, и 2) гораздо более древний Дионис-Загрей, великий охотник, сын Змея. Если первый в конце попал на Олимп, то второй погиб примерно так же, как Орфей, и в своих мистериях орфики, конечно, больше имели в виду второго.

О том, как благостный демон (ангел) Азазел захотел стать

божеством, рассказывается в апокрифической книге Еноха. Азазел

научил мужчин делать мечи, ножи, щиты, а женщин - зеркала и

браслеты. Таким образом Дионис-Вакх, хоть и косвенно,

оказывается очередным "культуртрегером", родственным тому же

Еноху, Оанну или самому Гермесу Трисмегисту.

Дионис-Загрей же, помимо прочего, был сыном Персефоны,

богини Подземного царства, нашедшей способ преодолевать порог

смерти (ср. о рыбе, преодолевающей очередной порог, у

суринамцев, лекция 6): так в одном образе слились категории

рождения, плодородия и смерти.

В целом Дионис стал символом освобождения от оков Закона (своеобразный анти-сатурнический бунт), от преграды, отделяющей человеческое "Я" от окружающего его мiра (ср. араб. хаджаб, лекция 8). Это - чувство, интуиция, эмоция в чистом виде, слияние духа и тела, путь к обожению через расслабление, "групповая терапия", восточный путь единения с Абсолютом (объ-единение, ср. solidaire у Камю). Вот чему учили своих адептов орфики. Заметим, что они, разумеется, считали Диониса богом, но у нас с вами речь давно уже идет о культурном архетипе Диониса. В этом смысле "путь Диониса" можно описать как освобождение от Сатурна через Венеру и Юпитер (или, в новейшей традиции, Плутон).

Как писал Владимир Шмаков, это "экстаз, и он уносит душу на

крыльях сладостного безумия в причудливые чертоги Любви, где в

миг высочайшего напряжения... она одновременно испивает и кубок

Смерти, сгорает в этих пламенных объятиях" (Шмаков В. Основы

пневматологии. Киев, "София", 1994).

Но был и другой путь к обожению, тоже хорошо известный грекам. Его связывают с образом Аполлона, солнечного бога. Но это не Солнце-Митра, жизнедатель для всех, а Солнце-Аполлион, губитель, только уже не для всех, а лишь для избранных им же (`ap-ollyw, сначала "отобрать"), бог гармонии - помните у Пушкина: "пока не призовет поэта к с в я щ е н н о й ж е р т в е Аполлон..." тут не поэт приносит жертву богу, а его самого приносят в жертву.

Это - абсолютизация преграды-хаджаба, не бунт, а принятие Сатурна, "индивидуальная терапия", чистый разум, полный отрыв духа от тела, одиночный путь к Свету через приобщение к его неописуемой красоте путем напряжения всех сил и последующий катарсис ("очищение"), ставший западным путем единения с Абсолютом (отъ-единение от всего остального, solitaire у того же Камю). "Путь Аполлона" можно описать как уравновешивание Сатурна Венерой и Солнцем.

В нем тоже есть экстаз, пишет Владимир Шмаков, и он уносит

томящийся дух в светозарные чертоги Света, но в то же время

"гнетет человека своим бездушным спокойствием, безразлично

взирающим на скорби и восторги всякого существа".

Беда была только в том, что представления о самом Абсолюте, пусть даже в форме единого верховного Бога, у греков так и не сложилось. Орфики, правда, пытались вывести образ единого Бога:

"Зевс был Первым, Зевс - Последний, красота блистающей

молнии; Зевс есть Начало, Зевс - Середина, благодаря Зевсу все

совершается. Зевс есть основание земли и звездного неба" (цит.

по: Ван-дер-Варден Б. Пробуждающаяся наука II. Рождение

астрономии. М., "Наука", 1991),

- но в окружении сонма греческих богов и божеств архетип Зевса так и не утратил своих дионисийских черт. Впрочем, по словам того же Владимира Шмакова,"вовсе отрицать очевидность Его бытия" греки не могли, а потому нашли своеобразную замену Абсолюту: это абстрактная идея Судьбы, Мойры (она же 'Anagkh - Рок), "непостигаемой, но одинаково властно тяготеющей как над людским родом, так и над бессмертными обитателями Олимпа" (там же).