Сергей Чудинов - Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

В общем-то, в данной парадигме выполнен и труд Пейпа. Несмотря на то что Пейп явно переоценивает фактор националистического сопротивления оккупации и отводит ему первостепенную роль в объяснении терроризма смертников, его исследование четко разделено на три основных подраздела, рассматривающих вышеуказанные уровни. В частности, он достаточно подробно останавливается на разборе вопроса о типах личности смертников и индивидуальной мотивации. Но его решение исключительно социологизирует решение данного вопроса. В итоге ответственность за осуществление мученической операции все же несет террористическая организация. Используя социологическую теорию самоубийства Э. Дюркгейма, он объясняет поведение смертника альтруистическим этосом террористического подполья [237] Pape R. Dying to Win: The Strategic Logic of Suicide Terrorism. - New York, 2006. - Part III. 9. Altruism and Terrorism. . Смертник действует не столько из-за личных мотивов, сколько из-за чувства долга и ответственности перед родным сообществом или той общностью, с которой его связывает сознание собственной социокультурной идентичности. Если выразить эту мысль одной формулой, согласно Пейпу, террорист-смертник действует как солдат на войне [238] Ibid.-P. 173. , с той поправкой, что война эта ведется террористическими методами.

К более сбалансированному соединению трех уровней детерминант терроризма смертников пришел М. Хафез.

Как мы уже знаем, Хафез отвергает применимость классической теории рационального актора на индивидуально-личностном уровне, признавая ее способность объяснить решение радикальной группировки прибегнуть к такой форме террористической тактики, исходя из стратегических расчетов. Для понимания индивидуальной мотивации смертников, считает ученый, необходимо обратиться к культурным аспектам террористического насилия. Культура обеспечивает социальных акторов «инструментарием» (набором средств), которые можно извлечь и применить для стратегического действия. Групповые действия с высоким риском и связанные с крайними формами насилия должны быть оформлены или рационализованы в виде действий, имеющих спасительный для индивида и общества смысл. Важной частью радикальной субкультуры становятся ритуалы и церемонии. Дискурсивные практики, оперирующие культурными символами, мифами, религиозной этикой в целях мобилизации воинственных боевиков, важны для снятия нравственного запрета на убийство других людей и могут воодушевить индивида на самопожертвование [239] Hafez М. Rationality, Culture, and the Structure in the Making of Suicide Bombers: A Preliminary Theoretical Synthesis and Illustrative Case Study // Studies in Conflict & Terrorism. - 2006. - № 26. - P. 170–171. .

Таким образом, если на социально-организационном уровне предметом исследования должна быть «стратегическая логика» радикальных группировок, поведение потенциального смертника может быть объяснено культурологически через «культуру мученичества»,создаваемую экстремистами. К этому следует добавить третий уровень феномена — социальный контекст, — от которого зависит широта распространения атак террористов-смертников и время их осуществления.

Социальный контекст, включающий в себя народную поддержку террористов, предоставляет возможности для действия диссидентским группировкам и придает форму их тактическим и стратегическим выборам. Эти возможности могут возникать от расколов в среде элиты, социальных кризисов, междоусобиц или снижения уровня государственных репрессий. Массовое одобрение коллективного насилия редко является результатом побуждающих к тому идей и инициатив организаций. Оно является продуктом комбинации воспринимаемой обществом угрозы и недостатка мирных альтернатив решения конфликта, когда возможные эффективные альтернативы насилию оцениваются как блокированные или нереалистичные [240] Ibid.-P. 171. .

Многоуровневый подход к исследованию феномена терроризма смертников пытается охватить предмет изучения более целостно, включив в его сферу все возможные причины и факторы, однако его сугубо эмпирическая направленность приводит к тому, что этот набор факторов с проведенными между ними схематическими связями превращается в очередную формализованную модель терроризма смертников, той формы экстремизма, которая наиболее явно указывает на то, что современный терроризм есть не только социальный и политический факт, но феномен метафизического порядка.

Разбор националистической теории Р. Пейпа другими учеными привел к выводу, что даже стратегическую логику организаций, осуществляющих атаки террористов-смертников, не стоит унифицировать. Она значительно различается в каждом конкретном случае, что связано с особенностями политических задач, преследуемых в конкретном социальном конфликте, характером социальной базы повстанцев, наконец, идейных убеждений и ценностных ориентаций террористической группировки. Наиболее отчетливо эту мысль выразил М. Крамер.

Однако для индивидов, становящихся смертниками, стратегической логики, которой может руководствоваться организация, явно недостаточно, в особенности в тех случаях, когда это добровольцы, избравшие путь «мученичества» без какого-либо внешнего социального принуждения. Здесь вступают в силу совершенно иные мотивы. К сожалению, тема экзистенциального опыта человека, превращающего себя в «живую бомбу», очень слабо исследована. В западной научной традиции мотивация террориста-смертника столь часто либо односторонне психологизируется, либо исключительно социологизируется. В этом мы могли убедиться, рассматривая выше ключевые социологические концепции, объясняющие сущность терроризма смертников либо психологической травматизацией (соединенной с религиозной индоктринацией), либо деятельностью экстремистских организаций, подчиняющих себе индивида, и социальным контекстом, создающим желание присоединиться к таким организациям. Связано это с тем, что западная наука сознательно ограничивает себя уже готовыми рамками, помещая феномен терроризма смертников, как и феномен терроризма в целом (во всех его проявлениях и разновидностях), исключительно в социально-политический контекст. Философское осмысление могло бы обогатить сложившиеся теоретические представления о терроризме смертников и открыть новые, ранее не замеченные грани, введя в область исследования антропологическое, этическое и социально-философское измерения. Однако этого до сих пор не случилось, поскольку в социально-гуманитарных науках Запада (в первую очередь в англосаксонской традиции) сохраняется старая методологическая установка, исключающая из сферы метафизики феномены социальной и политической жизни.