Эрик Вейнер - Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей

Можно родиться Генри Торо, можно стать им. Обычно же он снисходит на человека.

Я воспринял слово Генри Дэвида Торо против своей воли, в девятом классе. Я не стал его последователем и не стремился к этому. Я уже говорил, что не причисляю себя к любителям природы. Моя жизнь далеко не образец простоты. И хотя я склонен к анахоретству, но все-таки предпочитаю уединяться от мира в номере отеля, а не в крошечной хижине даже без удобств или приличного вайфая. «Уолдена» я быстренько сослал в Сибирь моего мозга, где его уже поджидали «Моби Дик», «Братья Карамазовы» и интегральное исчисление.

За несколько недель до поездки в Конкорд мне попалась статья [49] Kathryn Schulz, «Pond Scum», New Yorker, October 12, 2015. о Торо в The New Yorker . Называлась она «Тина болотная» и, как вы догадываетесь, едва ли могла поднять конкордского затворника в моих глазах. Автор статьи Кэтрин Шульц начинает с описания Торо как черствого сумасброда-мизантропа, а потом и вовсе перестает церемониться.

Но вот мой пригородный поезд прибывает на станцию Конкорд — как бывало и во времена Торо [50] Я еду по фрайбергской ветке. Ее дотянули до Конкорда в 1844 году, за тринадцать месяцев до того, как Торо поселился в хижине на Уолденском пруду. , — и я решаю быть непредвзятым. Если меня чему и научили мои философские изыскания, так это тому, что первое впечатление часто оказывается неверным. Всегда следует сомневаться. Сомнение — тот транспорт, что везет нас от одного убеждения к другому. Медленно, со всеми остановками.

Я прибыл в Конкорд, имея план, согласно которому эту главу я назову «Жить в одиночестве, как Торо» или «Жить просто, как Торо», а может быть, приняв во внимание намеки на его лицемерие, которых полно в «Тине болотной», — «Как делать вид, будто живешь просто и в одиночестве, иногда бегая к маме за печеньками, как Торо». Его опыт жизни в изоляции не подразумевал особой уж изоляции.

Я вхожу в Публичную библиотеку Конкорда. Ее не назовешь обычной библиотекой провинциального городка. Ну да еще бы. Ведь и Конкорд — не обычный провинциальный городок. Романист Генри Джеймс называл его «самым крупным маленьким городком Америки» [51] Henry James, Collected Travel Writings: Great Britain and America (New York: Library of America, 1993), 565. ; это место сыграло ключевую роль в Войне за независимость США — первый выстрел, который услышали во всем мире [52] Большинство историков сходятся во мнении, что речь идет о битве на Северном Конкордском мосту 19 апреля 1775 года. Именно там в первых сражениях за Лексингтон и Конкорд погибли первые британские солдаты. Но выстрелы, о которых идет речь, прозвучали раньше, в Лексингтоне. Два этих городка по-прежнему оспаривают статус места, где началась Война за независимость США. , прозвучал именно здесь, — а затем и в развитии движения трансцендентализма, к которому принадлежал в том числе и Генри Дэвид Торо.

Он родился в Конкорде и прожил здесь всю жизнь, за исключением времени учебы в Гарварде, а также краткого (и несчастливого) пребывания в Нью-Йорке. Торо любил Конкорд. Друзья звали его в Париж, но он отказался. Даже отправляясь в поездки — в Мэн, в Канаду, — он брал Конкорд с собой: «Я несу землю Конкорда на башмаках и на шляпе — и не состою ли я сам из конкордской пыли?»

Как и в любой хорошей библиотеке, в конкордской много уютных уголков, где можно почитать. Я вхожу в так называемое Прибежище трансценденталиста. Молча взирают на меня мраморные статуи основателей этого движения. Эмерсон, Олкотт — и, конечно, Торо. Бюст изображает его в зрелом возрасте, с бородой, похожего на сову. Лицо у него доброе. Или это маска, слой тины, скрывающей глубины пруда?

Здесь представлены любимые книги Торо, и по ним можно кое-что понять. Подобно Марку, Торо также постоянно изыскивал крупицы мудрости. «Мне совершенно не важно, откуда я беру идеи и чем они навеяны», — писал он. Торо читал древних греков и римлян, но уважал и более экзотические источники — «Беседы и суждения» Конфуция, Бхагавадгиту. Будучи непревзойденным собирателем диковинок, он одним из первых западных философов добрался до индийских и китайских источников. Хорошая философия, словно хорошая лампочка, ярко освещает комнату. Где и как давно сделана эта лампочка, сколько она стоила, сколько в ней ватт, какие научные достижения позволили ее изготовить — все это неважно, пока она может освещать вашу комнату.

К восточной философии Торо обратился по весьма популярной причине — из-за экзистенциального кризиса. Стоял 1837 год. Его только что отстранили от преподавания в конкордской школе за то, что он отказался пороть учеников розгами, как тогда было принято. Он был сломлен, растерян. И тут ему попалась книга в тысячу страниц и с таким же длинным названием — «История и описание нравов Британской Индии». Торо прочел ее от корки до корки — и отыскал в ней немало сокровищ. Эти идеи, одновременно чуждые и знакомые, нашли путь к его уму. «В каком-то смысле время от времени я сам тоже йог», — писал он другу.

Мне кажется, Торо был не столько йогом, сколько санньяси . В индуистской традиции так называют человека, который отказался от бремени семьи, оставил все материальные блага и удалился в лес, чтобы вести чисто духовную жизнь.

Завернув за угол, я едва не сталкиваюсь с Лесли Уилсон — куратором специальных хранилищ музея. Высокая, элегантная, с внимательным, испытующим взглядом. Она мне нравится. Удивительно, как она, уже несколько десятков лет «прожив» с Торо, не устала от него и как ее восхищение этим человеком не превратилось в идолопоклонство.

Лесли рассказывает, что к ней регулярно обращаются бесчисленные паломники, фанаты и психи, ежедневно осаждающие Уолденский пруд; как нелепо выглядят их толпы в храме одиночества — им, похоже, невдомек.

«Так-то, — говорит она мне, — в Уолдене ничего особенного нет. Обычное комариное болото». Слово «болото» Лесли чуть растягивает — слово повисает у нее на языке, словно она смакует это сладостное кощунство: «Ничего волшебного здесь нет».

Считать иначе — значит не понимать Торо. Всю «особенность» любому месту придаем мы сами. «Не приезжайте вы в Уолден! — упрекнул бы сам Торо своих фанатов из ХХI века. — Ищите свой собственный Уолден. А еще лучше — создайте его».

Из ближайшего сейфа Лесли извлекает заламинированный документ. Это рукопись эссе Торо под названием «Прогулки». Почерк у него размашистый, в нем тоже есть некая дикость. Он любил само это слово. «В дикости — ключ к сохранению мира», — говорил он. В этой цитате часто вместо wildness (дикость) ошибочно подставляют wilderness (девственная, заповедная природа), но это не то, что он имел в виду. Заповедная природа находится вовне, дикость — внутри нас. Она сильна и своенравна.