Питер Сингер - Гегель: краткое введение

Смысл истории можно определить по-разному. Можно принять точку зрения, что история есть реализация целей некоего Творца, являющегося ее двигателем. Или, если есть склонность к мистике, расширить такое определение и предположить, что цели содержатся в самом универсу­ме. Утверждение о наличии смысла в истории можно лишить всех религиозных или мистических дополнений и понимать следующим образом: размышление о прошлом позволяет нам понять направление хода истории и нео­твратимости ее явлений. Если, по счастливой случайности, цель истории окажется желаемой и для нас, мы сможем принять ее как свою собственную. Можно по-разному ин­терпретировать работу Гегеля «Философия истории». Вы­бор способа интерпретации зависит от понимания наличия смысла в истории. В соответствии с выбранным подходом к знакомству с философией Гегеля, мы начнем с тех утвер­ждений, в которых история наделяется смыслом третьим из рассмотренных нами способов понимания. Во введении в «Философию истории» мыслитель ясно излагает свой взгляд на направление и цели развития человечества: «Всемир­ная история есть прогресс в сознании свободы». Это изре­чение определяет тематику всей работы. (Можно даже сказать, что оно суммирует принципы всей философской системы Гегеля — но об этом дальше). Посмотрим, как немецкий философ развивает эту идею.

Гегель начинает с описания так называемых стран Во­сточного мира — к ним он относит Китай, Индию и Персию. Китай и Индию Гегель определяет как «неподвижные и ус­тойчивые» цивилизации, общества, достигшие определен­ного уровня, а затем как-то сразу остановившиеся в своем развитии. Гегель описывает их как страны, оставшиеся «за пределами всемирной истории». Иначе говоря, они не являются участниками всеобщего процесса развития, со­ставляющего основу философии истории Гегеля. Настоя­щая история начинается с Персии, «первого исчезнувшего государства».

Гегель достаточно подробно рассматривает Восточный мир. И приходит к следующему главному выводу — в во­сточном обществе свободен только один человек — пра­витель. Все остальные абсолютно несвободны: они вы­нуждены подчиняться воле старейшины, ламы, императора, фараона или еще какого-либо деспота. Это отсутствие свободы имеет очень глубокие корни. Подданные деспота не только лишь знают, что он может жестоко наказать их за то, что они не последовали его приказу. Это означало бы, что у них есть своя воля, что они могут думать — и думают — о том, благоразумно ли, правильно ли повино­ваться деспоту. Истина в том, говорит Гегель, что здесь субъект не имеет собственной воли в современном пони­мании. В Восточном мире не только закон, но даже сама мораль устанавливаются извне. На Востоке отсутствовало понятие совести индивида. Следовательно, не было ника­кого смысла в возможности формирования индивидом своих собственных этических представлений о справед­ливости и несправедливости. Для жителей Востока, ис­ключая правителя, мнения об этих категориях привносят­ся извне. Они являются фактами окружающей действи­тельности, и их существование не обсуждается, как не обсуждается существование гор и моря.

По мнению Гегеля, отсутствие индивидуальной незави­симости в восточных цивилизациях принимает разные формы, но результат всегда один. Например, китайское государство организовано по принципу семьи. Им по-оте- чески руководит император, а население считает себя деть­ми. Поэтому в китайском обществе большое значение при­дается почтению и послушанию, с которыми относятся к родителям. В Индии, напротив, отсутствие понятия инди­видуальной свободы обусловлено кастовым строем обще­ства, предписывающим каждому его место в жизни. При­чем он рассматривается не как политическое устройство, а как нечто естественное и, следовательно, неизменное. Правящей силой в Индии является не человек-деспот, но деспотия самой природы.

В Персии все было по-другому, хотя, на первый взгляд, кажется, что персидский царь являлся таким же абсолют­ным правителем, как и китайский император. В основе Пер­сидской империи лежит не просто естественное семейное повиновение, распространяемое на все государство, но общий принцип, закон, регламентирующий жизни как пра­вителя, так и его подданных. Ибо Персия была теократи­ческой монархией, основанной на религии Зороастра, со­стоящей в поклонении Свету. Гегель развивает идею света, как чего-то чистого и всеобщего, что, подобно солнцу, сияет над всем и одаривает благом всех. Разумеется, это не зна­чит, что Персия была государством, в котором царило рав­ноправие. Все же царь был абсолютным правителем и, следовательно, единственным свободным человеком. Од­нако тот факт, что его правление было основано на общем принципе и не рассматривалось как естественное, делал возможным дальнейшее развитие. Идея правления, осно­ванного на интеллектуальном или духовном принципе, зна­менует начало развития сознания свободы, которое Гегель и намеревается проследить. Следовательно, это есть отправ­ной пункт подлинной истории.

В Персидской империи существовали предпосылки для развития сознания свободы, но эту возможность нельзя было реализовать в рамках ее политического устройства. Персия, стремясь расширить свое влияние, завязывала от­ношения с Афинами, Спартой и другими городами-госу- дарствами Древней Греции. Персидский царь потребовал от греков признания его верховной власти над ними. Получив отказ, он собрал огромную армию и быстроходную флотилию. Военно-морские силы персов и греков встретились у Саламиса. Эпическая битва, пишет Гегель, отразила противостояние восточного деспота, видевшего мир объединенным под властью абсолютного монарха, и отдельных государств, которые придерживались принци­па «свободы индивидуальности». Победа греков ознаме­новала изменение хода мировой истории — отныне раз­витие истории определяли не восточные деспотии, а гре­ческие города-государства.

Хотя, по мнению Гегеля, греческий мир оживила идея индивидуальной свободы, он полагает, что свобода лично­сти не может получить полное развитие на этом этапе истории. Сознание свободы в Древней Греции было огра­ниченным по двум причинам, считает Гегель. Первую мож­но счесть простой, а вторую — более сложной. Простая причина заключается в том, что греческое понятие свобо­ды допускает существование рабства. На самом деле, «до­пускает» — даже слишком мягко сказано. С точки зрения Гегеля, такой форме правления, как древнегреческая де­мократия, институт рабства был жизненно необходим. Если, как в Афинах, каждый гражданин имел право и обязан­ность принимать участие в народном собрании, высшем органе, а тем самым — в управлении городом-государством, то кто должен был выполнять повседневную работу и со­здавать все необходимое для жизни? Должна была суще­ствовать категория работников, не имевших гражданских прав и обязанностей, иначе говоря, нельзя было обойтись без рабов. В восточной деспотии свободен только один человек — правитель. Наличие рабства показало, что гре­ческий мир развился до состояния, когда свободными яв­ляются некоторые, но не все. Но даже свободные граждане греческого полиса, по мнению философа, обладают лишь частичной свободой. Здесь возникает некоторая сложность для понимания.