Питер Сингер - Гегель: краткое введение

Со времен Реформации роль истории заключалась в пре­образовании мира согласно этому принципу. Это непростая задача, поскольку, если каждый человек сможет свободно использовать свои интеллектуальные способности и выно­сить суждения об истине и добродетели, то окружающая действительность может получить всеобщее одобрение только при условии ее соответствия законам разума. Сле­довательно, все общественные институты, включая закон, собственность, мораль, правительство, конституцию и т.д., должны быть в согласии с общими принципами разума.

Только так индивиды смогут сделать свободный выбор в их пользу — принимать и поддерживать эти институты. Толь­ко тогда закон, мораль и правительство перестанут быть деспотическими силами, довлеющими над свободными личностями. Лишь в таком случае люди смогут быть сво­бодными и жить в согласии с окружающим миром.

Идея организации всех общественных институтов в со­ответствии с общими принципами разума восходит к эпохе Просвещения. Требование все подвергнуть воздействию хо­лодного чистого света разума и отказаться от основанного на суеверии или наследственных привилегиях занимало не последнее место в учениях французских мыслителей XVIII в., например, Вольтера и Дидро. Просвещение и как его результат — Французская революция определенно были следующими за Реформацией — и едва не последними — событиями во всемирном историческом процессе, как его представлял Гегель. Оценка этих событий мыслителем до­вольно неожиданна. Он принимал следующую точку зре­ния: Великая Французская революция произошла в резуль­тате критики существующего порядка философами-просве- тителями. Накануне революции дворянство во Франции не имело реальной власти, но обладало массой привилегий. В этой совершенно иррациональной обстановке заявило о себе — и восторжествовало — философское понятие прав человека. Гегель не дает нам оснований сомневаться в том, что он признает всю значимость этого события: «С тех пор как солнце находится на небе и планеты обращаются вок­руг него, не было видано, чтобы человек стал на голову, т.е. опирался на свои мысли и строил действительность соответственно им... лишь теперь человек признал, что мысль должна управлять духовной действительностью. Таким образом, это был великолепный восход солнца. Все мыслящие существа праздновали эту эпоху». Однако сразу за «великолепным восходом солнца» последовал револю­ционный террор, разновидность тирании, когда власть пренебрегала какими бы то ни было юридическими фор­мальностями и все проблемы решала посредством гильоти­ны. Почему же надежды, возложенные на революцию, не оправдались? Ошибкой была попытка воплотить на прак­тике абстрактные философские идеи, не учитывая совре­менного состояния общества. В ее основе лежало непра­вильное понимание роли разума, который не должен при­лагаться вне существующего общества и людей, составля­ющих его. Хотя сама Французская революция была ошиб­кой, она не прошла бесследно. Ее всемирно-историческое значение состояло в распространении выработанных фи­лософами принципов. Недолговечных побед Наполеона хватило для того, чтобы законодательно закрепить права человека, провозгласить свободу личности и свободу соб­ственности, открыть двери государственных учреждений перед наиболее талантливыми гражданами и отменить фе­одальные повинности в Германии. Монарх остается главой правительства, и его голос имеет высшую силу. Однако из- за устойчивости и неизменности законов и упорядоченно­сти государственной системы личные решения монарха ве­дущей роли не играют.

Наконец Гегель подошел к описанию своего времени — последнего этапа исторического процесса. В заключение философ повторяет мысль, уже высказанную в начале ра­боты, хотя немного другими словами: «всемирная история есть не что иное, как развитие понятия свободы», и заяв­ляет, что прогресс в сознании свободы теперь достиг вер­шины своего развития. Необходимо, чтобы каждый посту­пал в соответствии со своей совестью и убеждениями, и чтобы объективный, то есть реальный мир со всеми обще­ственными и политическими институтами, был организован разумно. Только первое, жизнь индивидов в согласии со своей совестью и воззрениями, было бы недостаточно. В таком случае была бы возможна только «субъективная свобода». Пока действительность не будет организована разумно, люди, поступающие соответственно указаниям своей совести, будут вступать в противоречие с законом и моралью окружающего мира. Закон и мораль в какой-то мере будут противодействовать им и тем самым ограничи­вать их свободу. С другой стороны, если объективный мир организован разумно, индивиды, поступающие по совести, будут свободно действовать в соответствии с законом и моралью объективного мира. В таком случае свобода воз­можна и на объективном, и на субъективном уровне. Сво­бода ничем не будет ограничена, ибо наступит совершен­ная гармония между личным свободным выбором и потреб­ностями общества как целого. Идея свободы воплотится в жизнь, и мировой исторический процесс достигнет своей цели.

Безусловно, такое завершение работы Гегеля уязвимо для критики. Остаются нерешенными многие вопросы: как разумно организовать мораль, закон и другие обществен­ные институты? Каким должно быть действительно разум­ное государство? В работе «Философия истории» мысли­тель говорит об этом мало. Его описание в розовом свете Германии того времени и утверждение, что идея свободы достигла венца своего развития, вместе взятые могут озна­чать только одно: Гегель считает, что современная ему Гер­мания достигла состояния разумно организованного обще­ства. Впрочем, философ воздерживается от более подроб­ного определения и описание Германии слишком кратко, чтобы можно было понять, почему описываемые структуры рациональнее, чем все предыдущие формы правления. Возможно, причина такой краткости проста. Ведь работа «Философия истории» была написана как курс лекций, а время университетских лекций, как мы знаем, часто бывает ограничено концом курса. Но вероятно и то, что Гегель мало говорит о Германии в «Философии истории» потому, что эта страна является главной темой его работы «Философия права». Мы должны обратиться к этой работе, чтобы вос­создать более полную картину разумно организованного и, как следствие, истинно свободного общества.

Как мы видели, Гегель убежден, что все события прошлого служили одной цели — прогрессу в сознании свободы. В заключении «Философии истории» он говорит о том, в какой стране история достигла конечного пункта. Гегель указывает несколько причин, по которым Пруссию (или любое другое современное ему немецкое государство) можно считать вершиной трехтысячелетнего развития мировой истории. Когда Гегель читал лекции по филосо­фии истории, период либеральных реформ Штейна и Гарденберга в Пруссии уже закончился. Власть в этой стране принадлежала королю и нескольким влиятельным семействам. В Пруссии не было сколько-нибудь влиятель­ного парламента, подавляющее большинство граждан не могли свободно высказывать свое мнение о государствен­ных делах, кроме того, действовала строгая цензура. Как могло такое общество оказаться вершиной человеческой свободы? Неудивительно, что немецкий философ Артур Шопенгауэр сказал, имея в виду Гегеля: «Правительства делают из философии средство обслуживания своего го­сударственного интереса, а ученые делают из нее предмет торговли...». Карл Поппер утверждал, что у Гегеля была одна цель: «борьба против открытого общества и служение своему работодателю — Фридриху Вильгельму III Прус­скому». В этой главе я попытаюсь объяснить гегелевское понимание свободы. Надеюсь, мне удастся показать, что независимо от того, чем руководствовался при разработке своей концепции Гегель, к его идеям касательно свободы нужно отнестись серьезно, поскольку они подрывают те критерии, по которым мы считаем одно общество свобод­ным, а другое нет.