Сью Придо - Жизнь Фридриха Ницше [litres]

Через несколько недель коварный Рэ отправил Ницше открытку с извинениями, лицемерно упрекая его за то, что он их оставил. Всегда готовый простить, Ницше ответил Лу – эта «высокая душа» всегда была выше всяких обвинений и упреков. Он желал ей продолжать «подметать небеса», хотя и чувствовал, что теперь вся его достойная жизнь поставлена под сомнение ее поведением.

С ноября по февраль он написал ей множество писем. Некоторые он отправил, другие остались лишь в черновиках. В разное время письма были полны любви, ненависти, унижений, обвинений, прощений, упреков и оскорблений. У нее была «хищная жажда удовольствий, как у кошки». Сама она писала в ответ в стиле мстительной школьницы. Она была просто чудовищем – мозг сочетался лишь с зачатками души. Учитывая ее энергию, волю и оригинальность мышления, можно было предположить, что ей предстояло нечто великое; учитывая же ее мораль, она должна была закончить свои дни в тюрьме или сумасшедшем доме.

Он никогда больше не видел ни Лу, ни Рэ. Они не поехали в Париж, как он думал. Они спрятались от него на несколько дней в Лейпциге, а потом отправились в Берлин. Здесь они сняли апартаменты, спроектированные именно так, как он представлял для «Святой Троицы»: две спальни и гостиная между ними. Лу учредила литературный салон в подражание Мальвиде. Литературного значения он не имел, зато был полон сексуального напряжения. Рэ продолжал бороться со своим пристрастием к азартным играм и опасным встречам с молодыми людьми на улицах после полуночи. К Лу в салоне обращались «ваше превосходительство». Рэ же звали «фрейлиной».

С собой в Берлин Лу взяла свой экземпляр «Человеческого, слишком человеческого», на титульном листе которого Ницше написал ей стихотворение:

В ноябре 1882 года Ницше уехал из Базеля в Геную – родной город Колумба, отправившегося по неисследованным океанам в поисках совершенно нового мира. Интересно, что Колумб понятия не имел, где найдет землю. Как, кстати, и Ницше, который делал броские заявления о поездке в Индию по следам Александра и Диониса. Учитывая его хроническую морскую болезнь, Ницше говорил просто о метафорическом путешествии к terra incognita внутреннего мира человека.

Его здоровье за зиму 1882/83 года сильно ухудшилось. Этому способствовало и то, что он в больших дозах принимал опиум, чтобы избавиться от бессонницы и приглушить эмоциональную боль «последней мучительной агонии» от потери Лу. В середине сентября он в поисках внимания написал письмо Лу и Рэ сразу, рассказывая, что принял огромную дозу опиума: «…Даже если я однажды, пойдя на поводу у аффекта, случайно лишу себя жизни – даже и тут не о чем особенно будет сожалеть…» [53][1]

Письма с упоминанием передозировки опиума и возможного самоубийства были также отправлены Овербеку и Петеру Гасту: «Дуло пистолета для меня сейчас – источник почти что приятных мыслей» [54]и т. д. [2] Его старые друзья давно знали, что возможность самоубийства всегда стоило рассматривать всерьез и что никакое вмешательство не сможет оказать влияния на исход.

Приехав в Геную, этот новый Колумб обнаружил, что пансион, который так ему нравился, переполнен, поэтому он устроился в Рапалло, сняв небольшой дешевый номер на постоялом дворе. Однако на его творческое воображение это никак не повлияло. Аргонавт духа может считать себя Колумбом, отправляющимся в Америку, или Дионисом и Александром, путешествующими в Индию, и из Рапалло – этот городок заместил в его воображении и Геную, и Древнюю Грецию.

«Вообразите себе остров греческого архипелага с прихотливо разбросанными по нему лесами и горами, который по воле случая причалил однажды к материку и уже не может вернуться назад. Слева от меня открывается Генуэзский залив с маяком. В нем есть что-то греческое, несомненно; с другой стороны, нечто пиратское, внезапное, скрытое, опасное… Никогда я еще не проводил столько времени просто лежа на земле, в настоящей робинзоновской оторванности и забвении» [3]. Постоялый двор был чистым, но кухня – ужасной. Ему так и не подали ни куска приличного мяса.

Он пробыл в Рапалло два месяца, и тут мать прислала ему рождественское письмо. Оно было настолько обильно приправлено рассуждениями о прелестях Наумбурга, что он набрался смелости и ответил, что все следующие письма будет возвращать нераспечатанными. Пора избавиться от цепей. Да и Элизабет это тоже касалось. Он написал друзьям, чтобы те не открывали его новый адрес его родственницам. «Я не могу уже их больше выносить. Надо было порвать с ними раньше!»

В Рождество он остался один. Возможно, его воодушевил день символического рождения и перерождения, и он написал свое первое письмо в будущее. Оно было адресовано Овербеку. «Мое недоверие сейчас очень велико, – признавался он. – Если мне не удастся алхимический фокус, как превратить все это дерьмо в золото, я пропал. Тут-то мне и предоставился самый удобный случай доказать, что для меня “все переживания полезны, все дни святы и все люди божественны”!!!!» [4]

Этот алхимический фокус мог осуществить только одинокий аргонавт, готовый разбиться о вечность. В «Ecce Homo» Ницше писал: «У одиночества семь шкур; ничто не проникает сквозь них…» [5] В результате появилась книга «Так говорил Заратустра» – экстатическая, поэтическая, пророческая духовная одиссея по миру современной морали. Подобно путешествиям Гулливера, Синдбада или Одиссея, это развернутая притча, стремящаяся рассмотреть проблемы своего времени. Древнеперсидский пророк Заратустра сходит с горы после осознания смерти Бога, чтобы указать: если человечество может восстать, то мораль может существовать и в мире после Бога, если найдутся честность, последовательность и храбрость, чтобы отскрести стены пещеры, на которых все еще видны следы надписей о вере в сверхъестественное.

«Так говорил Заратустра» – не первое появление персидского пророка в произведениях Ницше. Предыдущая его книга, «Веселая наука», заканчивалась длинным афористичным абзацем под названием Incipit tragoedia («Начинается трагедия») [6], где, в частности, фигурирует персонаж Заратустра, до того в книге вообще не упомянутый. «Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою родину и озеро Урми и пошел в горы», – начинался последний раздел «Веселой науки». Что еще за озеро Урми? О каких горах речь? Кто такой Заратустра? «Здесь, – продолжается повествование, – наслаждался он своим духом и своим одиночеством и в течение десяти лет не утомлялся счастьем своим. Но наконец изменилось сердце его – и однажды утром поднялся он с зарею, встал перед солнцем и так говорил к нему: “Ты, великое светило! К чему свелось бы твое счастье, если б не было у тебя тех, кому ты светишь! Десять лет восходило ты сюда к моей пещере: ты пресытилось бы своим светом и этой дорогою, если б не было меня, моего орла и моей змеи; но мы каждое утро поджидали тебя, принимали от тебя преизбыток твой и благословляли тебя за это. Взгляни! Я пресытился своей мудростью, как пчела, собравшая слишком много меду; мне нужны руки, простертые ко мне; я хотел бы одарять и наделять до тех пор, пока мудрые среди людей не стали бы опять радоваться безумству своему, а бедные – богатству своему. Для этого я должен спуститься вниз: как делаешь ты каждый вечер, окунаясь в море и неся свет свой на другую сторону мира, ты, богатейшее светило! – я должен, подобно тебе, закатиться, как называют это люди, к которым хочу я спуститься”».