Франсуа Шмитц - Витгенштейн [litres]

Однако это не более чем иллюзия. Мы лишь сделали попытку сказать нечто о форме положений вещей, касающихся температуры человека в определенный момент времени, – о том, что температурная кривая показала бы без каких-либо слов, которые вдобавок были бы просто невозможны. Рассуждение о форме представляется рассуждением о реальности – такой, какой она является в настоящий момент, – и мы склонны верить, что в этом рассуждении были обозначены основные ее свойства.

Здесь-то и возникает путаница. Именно такого рода путаницей наполнены труды по «философии». Разумеется, в них не ведется речь о температурных показателях и прочих столь же обыденных вещах, но это не меняет дела: интересуясь тем, является ли то или это «свойством» или «отношением», существуют ли «объекты» или, в терминах старой метафизики, являются ли «роды» и «виды» «субстанциями» и т. п., мы лишь задаем вопросы относительно форм, считая, что они касаются реальности и даже того, что составляет саму ее сущность. Однако о формах рассуждать невозможно, поскольку предложения, с помощью которых мы пытаемся это делать, вопреки видимости лишены смысла.

Если бы наши языки обладали логическим совершенством и множественностью, нам не только не пришлось бы задаваться подобными вопросами и искать на них ответы, но мы бы даже не смогли их сформулировать. Вернее, мы не смогли бы построить грамматически правильные, но при этом бессмысленные предложения. Поэтому необходимо располагать корректной символикой, в которой показывает себя логическая форма реальности. Для того чтобы логический образ был логически совершенным, нужно, чтобы он показывал, при каких условиях он является истинным. Одна из задач «Трактата» состоит в том, чтобы показать, как должна выглядеть подобная символика. Как этого достичь?

Не стоит забывать, что понятие таблиц истинности вписывается в теорию логического анализа, предложенную Фреге и Расселом, и концепцию языка, которая из нее вытекает. Как известно, отправной точкой для искусственных языков, которые разработали отцы-основатели логики, задумав их как логически «совершенные», стали элементарные предложения. С точки зрения грамматики («синтаксиса») искусственного языка элементарные предложения являются наиболее короткими последовательностями грамматически приемлемых символов вроде идет дождь или Жан болен , которые являются наименьшими последовательностями «слов», образующих «фразу», согласно грамматике естественного языка. Элементарные предложения соединяются в сложные «предложения» либо союзной связью, либо бессоюзной, либо несколькими видами связи одновременно. Только с помощью первых двух видов связи можно создать предложения, которые будут считаться грамматически правильными. Итак, простота такого языка позволяет выработать определение – именующееся рекурсивным – для совокупности грамматически правильных предложений.

Данное определение обычно принимает следующий вид [16] Излагаемое нами содержится, с небольшими вариациями, в любом современном учебнике по логике. В ту пору, когда Витгенштейн писал «Трактат», ясность в этом вопросе еще не была достигнута, но предпосылки к тому уже имелись! . Прежде всего уточняется, что подразумевается под элементарными предложениями, исходя исключительно из их форм: например, можно сказать, что если P является двухместным предикатом типа «больше, чем», х и у – индивидными переменными, a и b – индивидными постоянными (то есть именами собственными), то P(x,y) и P(a,b) являются грамматически правильными элементарными предложениями.

Затем поясняется, как образуются новые предложения из уже полученных, не обязательно элементарных, но признанных грамматически правильными предложений:

– если φ и ϕ являются грамматически правильными предложениями, то «не φ», «φ и ϕ», «φ или ϕ», «если φ, то ϕ» и т. д. являются грамматически правильными предложениями.

– если φ является грамматически правильным предложением, то «для всех х, φ» и «существует по крайней мере один х, такой, что φ» являются грамматически правильными предложениями.

Под такого рода рекурсивное определение заранее , на основании лишь их (грамматической) формы, подпадают все приемлемые предложения нашего языка.

Тогда можно объяснить главное предположение Витгенштейна, изложенное в «Трактате», следующим образом. Таблицы истинности позволяют понять, что значит для элементарного предложения иметь смысл и быть истинным или ложным: элементарное предложение имеет смысл, если оно обладает условиями истинности (если оно показывает возможное положение вещей), и является истинным, если эти условия выполнены (если это положение вещей существует в действительности). Так что элементарное предложение, записанное с помощью правильных символов, незамедлительно показывает свои условия истинности. Необходимо располагать такой символикой, которая бы позволяла совмещать грамматические правила построения предложений с выявлением условий истинности предложений, созданных на их основе.

Но прежде всего зададимся вопросом: как обстоит дело с элементарными предложениями? Можем ли мы привести хотя бы один пример элементарного предложения? И в более общем плане: можем ли мы выявить формы этих элементарных предложений, что позволило бы создать символику, посредством которой мы бы «читали» эти формы? На каждый из этих вопросов автор «Трактата» дает отрицательный ответ.

Наша неспособность привести по крайней мере один пример элементарного предложения связана главным образом с невозможностью точно определить, что мы должны признать простым объектом. Вероятно, нам на ум придет точка в геометрическом или визуальном пространстве или «элементарная» частица, «именами» которых будут значения их координат, но Витгенштейн отказывается высказываться по этому поводу. Мы должны признать существование простых объектов, которые именуются, по вышеупомянутым причинам: в общем и целом, существование этих объектов должно быть признано в качестве условия возможности того, что предложение (не-элементарное) будет иметь определенный смысл, даже если мы не сможем выявить ни одного простого объекта. Сразу же оговоримся: в этом состоит основной недостаток «Трактата» – один из тех, которые впоследствии заставили Витгенштейна в корне пересмотреть данную работу.

Мы встречаем похожее затруднение, когда желаем выявить специфические логические формы элементарных предложений. Вначале уточним значение выражения «выявить логические формы». Логическая форма предложения, которая является условием его осмысленности и позволяет сравнивать его с реальностью, должна быть присуща ему изначально и прогнозируема; ее, разумеется, нельзя обнаружить в существующем мире. Эта прогнозируемость логических форм позволяет выявить способы построения одной формы из другой, иными словами способы порождения одними формами других. В случае с элементарными предложениями, которые представляют собой лишь сочетания простых имен, заменяющих простые объекты, и формы которых определяются формами объектов, подобное выявление невозможно, поскольку мы ничего не знаем об этих простых объектах (за исключением того, что вынужденно признаем их существование). Однако наравне с существованием простых объектов мы должны признать существование элементарных предложений в качестве условия определения смысла неанализированных предложений. И здесь автор «Трактата» испытывает еще одно значительное затруднение. Тем не менее, хотя мы не можем выделить логические формы, свойственные элементарным предложениям, таблицы истинности позволяют нам составить о них общее представление: любое элементарное предложение имеет форму «дело обстоит так-то и так-то» [17] Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. 4.5. С. 118. ; это означает только одно – любое элементарное предложение является либо истинным, либо ложным.