Квентин Фиоре - Война и мир в глобальной деревне

Рукопожатие как древний ритуал войны

Сказать, что «готовность к войне характеризуется современной социальной системой», значит сказать не больше, чем, что привычное рукопожатие представляет собой ритуал племенной враждебности, использовавшийся для поддержания дипломатического или вооруженного перемирия между сторонами. Таким действительно было происхождение рукопожатия, о чем можно прочесть подробно у Хосе Ортеги-и-Гассета в «Человеке и людях». Вся вежливость и все церемонии выполняют эту функцию ограничения агрессивных эмоций. На Востоке, где избыточность населения порождает высокую агрессивность, сочли нецелесообразным использовать личные местоимения. Подобное обращение привлекает слишком много внимания к неприятному тебе присутствию других.

Таковы два этих страшных личных местоимения [ я и ты ], которыми волей-неволей обменивается человечество в своей непрестанной «дуэли». Поэтому так понятны слова Мишле о том, что «lе moi est haissable», о «ненавистном я». Это более чем ясно доказывает, что значение слов «я» и «ты» предельно конкретно, что оба они в сверхконденсированной, а потому весьма взрывоопасной форме выражают содержание своей и чужой жизни. Отсюда явствует, почему злоупотребление ими так раздражает, и правила хорошего тона рекомендуют пользоваться ими как можно реже, чтобы наша личность не тяготела над ближними, не подавляла и не подтачивала его собственную индивидуальность. Вежливость, как мы увидим в дальнейшем, — это совокупность социальных приемов, позволяющих смягчить столкновения, конфликты, борьбу, которые и составляют общественную жизнь. Правила вежливого общения — это как бы рессоры, принимающие на себя и гасящие силу удара при наших контактах с другими людьми. {5} 5 Ортега-и-Гассет X. Человек и люди. Перевод И. Тертерян.

Это Эмерсон заметил, что манеры придуманы, чтобы держать дураков на расстоянии. Современная версия такова: «Заткнись, он объяснил».

Ортега-и-Гассет продолжает:

Лучшее доказательство этому — тот факт, что этикет достиг наибольшей утонченности, совершенства и богатства форм в странах с наиболее высокой плотностью населения. Отсюда следует, что наивысший расцвет этикета наблюдается в наиболее густонаселенных географических районах, то есть на Востоке: в Японии и Китае, где люди живут в очень тесном соседстве, чуть ли не верхом друг на друге. Без рессор этикета существование там было бы невозможно. Хорошо известно, что, оказавшись в Китае, европеец производит впечатление человека неотесанного, грубого, абсолютно невоспитанного. Таким образом, ничего удивительного, что японский язык, из предосторожности, отказался от этого оружия, от этих немножко — а иногда и «множко», как говорят дети, — непочтительных «я», которыми моя личность внедряется в сознание ближнего, хочется ему того или нет, и «ты», с помощью которого я навязываю другому свое представление о нем. Оба личных местоимения были вытеснены у японцев цветистыми формулами восточного церемониала, когда вместо «ты» принято произносить нечто вроде «это присутствующее среди нас чудо», а вместо «я» — нечто наподобие «находящееся здесь ничтожество».

Общая мысль стариков с Железных гор такова — война есть неотъемлемая черта экономического порядка:

«Индустрия мировых войн», как метко выразился один автор, обеспечивает примерно десятую часть доходов мировой экономики. Хотя эта величина переменная, и ее колебания зависят от региональных вариаций, в целом она тяготеет к неизменности. Соединенные Штаты, как самая богатая страна мира, не только несут наибольшую долю этих затрат, в настоящее время достигшую 60 миллиардов долларов в год, но также тратят самый высокий процент валового национального продукта на военные потребности, больше любой другой крупной свободной страны в мире. И так было даже до увеличения наших расходов в связи с событиями в Юго-Восточной Азии.

«Война пришпоривает экономику сражающейся Азии», заголовок, 19 января 1968 года

Они охотно принимают военные операции в сферу экономической деятельности:

Мы выяснили далее, что большая часть путаницы вокруг мифа о том, что война есть инструмент государственной политики, проистекает из общего неверного представления о функциях войны. В общем представлении эти функции следующие: оборонять одну страну от агрессии другой или самим вести агрессию; защищать или продвигать «национальные интересы» — экономические, политические, идеологические; поддерживать или укреплять национальную военную мощь ради нее самой. Это видимые и невидимые функции войны. Не будь других, значимость военных институтов в обществе могла бы сократиться, они перешли бы на деле в то подчиненное положение, каковое, как многие думают, занимают сейчас. И полное уничтожение войны оказалось бы технической процедурой, как и предлагает сценарий разоружения.

Но есть и другие, более широкие, более глубоко ощущаемые функции войны в современном обществе. Это те незримые, косвенные функции, которые поддерживают готовность к войне как доминирующую силу в наших обществах. И неготовность или неспособность составителей планов разоружения и сценариев конверсии принять эти функции во внимание значительно обесценила их труды в глазах мира, который мы знаем.

Старикам с Железных гор неведомы истинные причины возникновения и сохранения войны в качестве инструмента самоосознания, которому угрожают технические инновации. Они довольно осведомлены об обширных исследованиях и разработках, которые стимулирует война, но им никогда не приходило на ум, что инновации, возникающие в результате этих исследований и разработок, в точности те же, что стирают образ идентичности, необходимый для мира и спокойствия между народами. Например, атомная бомба, изящный плод научных изысканий, пришпоренных Второй мировой войной, ускорила появление «программного обеспечения» и автоматизации, которые быстро подорвали индустриальное хозяйство, прежде безоговорочно преданное аппаратным средствам. Электрическое «программное обеспечение» упраздняет разделение между фабричным рабочим и ученым, аналогично разделению между штатскими и военными.

Старики с Железных гор верны непоколебимому закону труда и заработной платы за труд и прочим суровым законам традиционной экономики, сформулированным в эпоху аппаратных средств:

Отношение войны и научных исследований и разработок более тонкое. Война — основная мотивирующая сила развития науки на всех уровнях, от абстрактно-концептуального до узко-технологического. Современное общество высоко ценит «чистую» науку, но исторически неизбежно, что все существенные открытия в естествознании вдохновлялись реальными или воображаемыми потребностями своих эпох. Последствия этих открытий действительно простираются далеко, но первоначальный импульс всегда давала война.