Василий Налимов - Прошлое в настоящем

2) Примечательным, на наш взгляд, оказывается и то, что философия, издревле считавшаяся чисто умозрительной наукой, теперь стала превращаться в экспериментальную дисциплину. Первый толчок к этому дали ЭВМ. Формальное – строго логическое манипулирование символами оказалось возможным перенести в рядом стоящий железный ящик. Человек впервые смог увидеть и оценить, как вне его и без него может работать одна из составляющих его мышления. Второй шаг в этом направлении – изучение психологии мышления в широком интервале варьирования культурами и состояниями сознания. Полученные здесь результаты дают некоторые основания для обсуждения тех проблем, которые традиционно было принято относить к теории познания. Эпистемология начинает опираться на психологию мышления. И, наконец, в этом же плане можно говорить о попытке использовать психологический и логический анализ языкового поведения для разгадки механизма мышления. Вся концепция Хомского, направленная на построение трансформационных грамматик и выявление глубинных структур, имеет несомненную эпистемологическую направленность. Предложенная мною вероятностная модель языка также раскрывает некоторые особенности мышления – его континуальную природу. И что, может быть, здесь особенно важно, к философским построениям теперь приходится предъявлять новое требование, которое можно было бы назвать конструктивной силой теории. Вот перед нами, скажем, теория отражения. Здесь немедленно можно поставить такой вопрос: какова конструктивная сила этой теории? Следует ли из нее, что построение искусственного интеллекта возможно? Если возможно, то чем будет отличаться подход к решению этой задачи со стороны тех, кто в своем мировоззрении опирается на эту теорию? Оказывается, что ответа на эти вопросы нет. Теория не обладает конструктивной силой и в этом ее недостаточность. Здесь нужны новые разработки. Примером теорий, обладающих одновременно как мировоззренческой, так и конструктивной силой, являются некоторые построения физики, скажем, теория относительности, квантовая механика.

3) Совсем недавно, почти на наших глазах, возник новый раздел философии – философия науки. Это направление пронизано глубоким критицизмом по отношению к познавательной силе научной деятельности. Этот критицизм, с одной стороны, основан на строгом логическом анализе – ограничительных теоремах Гёделя, Тарского, Чёрча, доказательстве невозможности эмпирической верификации гипотез и пр., а с другой стороны – на понимании роли чисто психологических факторов, таких как, скажем, парадигмы Куна [Kuhn, 1970], в развитии научных знаний. Здесь нам важно подчеркнуть, что объектом философского анализа становится реально существующая, поддающаяся четкому наблюдению система – наука , рассматриваемая как одна из составляющих деятельности человеческого сознания. Эта система исследуется так же, как исследуются самой наукой другие реально существующие системы, с широким привлечением строго математического мышления. Здесь мы опять видим, как стирается издревле существовавшая грань между философией и наукой. И что опять-таки очень важно, результаты, полученные в философии науки, начинают оказывать непосредственное влияние на методологию научных исследований. Таким образом, философия смыкается с другими науками, она выходит из своей изолированной замкнутости.

4) В первой половине XX века при изучении человека, пожалуй, наиболее значительные результаты были получены в области семантики языка. Отчетливо было показано, что именно в формально понимаемом несовершенстве языка человека лежит в действительности его глубочайшее совершенство. Эти результаты мне особенно близки – основываясь на них, я построил свою вероятностную модель языка и дальше пытался показать, что мышление человека носит существенно континуальный характер, не редуцируемый к дискретным формам языка.

Наверное, можно было бы существенно расширить перечень тех результатов, которые были получены в области изучения человека за последние десятилетия. Но это не входит в нашу задачу, да к тому же вряд ли такая задача может быть успешно выполнена одним автором.

Но сколь малозначительными выглядят все эти достижения по сравнению с теми требованиями, которые предъявляет культура наших дней к науке о человеке. Возьмите любой учебник или даже монографию по психологии – продираясь через чертополох множества пусть даже интересных фактов и наблюдений, вы так и не узнаете ничего о самом важном – о том, как устроено сознание человека, как он мыслит, как принимает решения, как у него формируются и затем изменяются представления о ценностных категориях. Современная культура приобрела удивительные средства для взаимодействия с человеком и для управления его поведением. Усиление взаимодействия с человеком стало насущной потребностью для дальнейшего развития культуры, и вот здесь пришлось столкнуться с тем, что человек остается загадкой.

В современной науке представление о том, что считается научным, сложилось под влиянием успеха развития точных наук. И в этой системе представлений почти не осталось места для науки о человеке. Это утверждение можно иллюстрировать следующими соображениями:

1. Наука, в своей борьбе за построение рационалистического мировоззрения, отбросила как ненаучный весь человеческий опыт внелогического познания. И действительно, этот опыт породил массу предрассудков, но теперь мы знаем, что и рационалистическое построение знания может порождать суеверия [Шрейдер, 1969]. Для нас важно здесь обратить внимание на то, что изучение опыта внелогического знания, в том числе и религиозного опыта, позволяет легко вскрыть те составляющие человеческого сознания, которые действуют и в процессе проявления рационального знания, но остаются при этом в скрытом, малодоступном для изучения состоянии.

2. Безграничное развитие формальной или, лучше – Аристотелевой логики как средства получения знания породило стремление к дихотомическому расщеплению всего наблюдаемого. Отсюда четкое деление людей на психически здоровых и больных и исключение последних из рассмотрения при изучении сознания человека. Хотя сейчас ясно, что это деление неправомерно. И как раз только некоторые «аномальные» проявления дают возможность понять всю глубину механизма действия человеческого сознания.

3. Один из весьма эффективных путей изучения сознания человека вне рамок стереотипа нашей культуры – это применение так называемых психоделических средств. Оно открывает возможность прямого – экспериментального проникновения в глубины нашего сознания. Но тут существует запрет – ведь кто-то может подумать, что, встав на этот путь, вы начинаете пропагандировать наркотики. И тому, кто имеет право запрещать, становится страшно, очень страшно!