Амин Рамин - Язык, буквы, имена

В книге «Генетическая энтропия и тайна генома» современный генетик Джон Сэнфорд пишет: «Естественный отбор ничем не может помочь. Отбор лишь помогает избавиться от наиболее вредных мутаций. Он замедляет мутационное вырождение. Кроме того, очень редко возникает полезная мутация, имеющая достаточно влияния, чтобы быть отобранной. Это приводит к адаптивной радиации или некой корректировке, что также способствует замедлению вырождения. Но отбор удаляет очень небольшую часть вредных мутаций. Подавляющее большинство вредных мутаций неумолимо накапливаются и являются слишком коварными (имеют слишком маленькое влияние), чтобы существенно влиять на свою жизнестойкость. С другой стороны, практически все полезные мутации (в случае, если они происходят) невосприимчивы к процессу отбора, так как они вызывают минимальные увеличения биологической функциональности. Таким образом, несмотря на интенсивный отбор, большинство полезных мутаций „дрейфуют“ (выходят) из популяции и теряются… Отбор замедляет мутационное вырождение, но фактически он нисколько его не останавливает. Так что даже при интенсивном отборе эволюция идет в ложном направлении – в направлении вымирания!»

О самой этой книге «Генетическая энтропия и тайна генома» Сэнфорд пишет: «Недавно опубликованная мной книга – плод многолетней научной работы. В ней рассказано, как я полностью переоценил все, что, как я думал, мне было известно об эволюционной генетической теории. В книге исследуются проблемы, лежащие в основе классической теории неодарвинизма. Моя цель заключалась в том, чтобы показать проигрыш дарвиновской теории на каждом уровне. Она не эффективна, потому что: мутации появляются быстрее, чем отбор может их вывести из генома; мутации слишком коварны, чтобы их можно было отобрать; „биологический шум“ и „выживание счастливчиков“ подавляют отбор; вредные мутации физически связаны с полезными мутациями, так что при унаследовании их невозможно разделить (т.е. избавиться от вредных мутаций и оставить полезные)».

Сэнфорд даже приходит к выводу, что возраст жизни на Земле не может быть больше 100 тысяч лет, а иначе всё живое давно выродилось бы и исчезло – поистине шокирующая констатация для эволюционистов, которые привыкли смеяться над утверждениями, что нашей жизни никакие не «миллионы лет».

Теперь перейдём к объяснению того, как на самом деле могут обстоять дела в живой природе. Что можно было бы выдвинуть в качестве альтернативы дарвинизму? Когда в прошлом веке появилась молекулярная генетика, дарвиновская церковь стала предпринимать решительные усилия, чтобы обратить её в свою религию или как минимум совместить с «единственно верным учением». Однако со временем это стало удаваться всё меньше и меньше. Во второй половине 20-го столетия было открыто огромное количество т.н. филогенетических конфликтов, когда по одним генам получается, что данный биологический таксон произошёл от одной группы организмов, а по другим – от другой группы. В рамках эволюционной теории это невозможно, потому что эволюция в том и состоит, что организмы происходят путём развития от какого-то одного предка. По последним данным, филогенетический конфликт является скорее нормой, чем исключением. Для каждого такого факта эволюционисты вынуждены придумывать какое-то своё объяснение, как правило, чисто спекулятивного характера.

Например, целый ряд генов у летучих мышей и дельфинов демонстрируют явную гомологию, причём генов, отвечающих за одинаковые функции – эхолокацию и зрение (эхолокацией пользуются и дельфины, и летучие мыши). Согласно теории эволюции, такого не может быть, потому что дельфины и летучие мыши происходят от очень далёкого общего предка, и те органы, за которые отвечают указанные гены, должны были развиться у них совершенно независимо друг от друга. Однако, как установила генетика, «программный код», отвечающий за эти функции, у них один и тот же.

Но даже более того. Существуют летучие мыши, имеющие эхолокацию, и летучие мыши, не имеющие её. И вот, оказалось, что соответствующие блоки генов у тех летучих мышей, которые имеют эхолокацию, гораздо ближе к дельфинам, чем к их собратьям-летучим мышам, не имеющим эхолокации. Как будто дельфины и летучие мыши, имеющие эхолокацию, произошли от одного общего предка, а те летучие мыши, которые не имеют эхолокации – от совершенно другого. Понятно, что это разрушает сами основы теории эволюции.

Всё это подводит нас к очень интересным выводам. А именно: дело выглядит так, как будто некий разум, некий высший программист взял одинаковые программные блоки и вставил их совершенно разным животным, имеющим одинаковые органы. Действительно, зачем делать программный код разным, если функции, за которые он должен отвечать, одни и те же? Всё это снова подталкивает к признанию «разумного дизайна» в живой природе. В таком случае вместо генеалогической модели, предложенной эволюционной теорией, в которой царство животных приобретает вид дерева, ветвящегося от одного корня (общего предка), мы получаем совсем другую парадигму – горизонтальную модель строительных блоков, из разных комбинаций которых сложены все животные виды. А значит, не было никакой эволюции и никаких «общих предков»: все животные, как конструктор-лего, сложены чьей-то разумной волей из одинаковых кубиков в разных пропорциях и соотношениях.

Например, что общего между человеком, птицами и мухой дрозофил? Согласно эволюционной теории – ничего: они есть продукт развития совершенно разных эволюционных веток. Однако, как удалось выяснить, у них есть общие гены, отвечающие соответственно за механизмы речи у человека, пение у птиц и сообщение с внешним миром у дрозофил… И, как ремарка: сразу хочу предупредить такой неверный ход мыслей, который, может быть, тут возникнет у кого-то: если гены одинаковые, то человек подобен животным, что, собственно, и доказывают дарвинисты. Мы не отрицаем, что человек подобен животным на своём физическом, телесном плане. Человек – царь космоса: он включает в себя и минеральные, и растительные, и животные пласты, но сверх этого и многое другое, прежде всего – мышление и речь. Итак, мы не отрицаем того, что на одной из своих плоскостей, на одном из своих срезов человек – животное, наши разногласия с дарвинизмом проходят не здесь. Наши разногласия в том, что человек произошёл от животного и в том, что он сводится к животному. Физическое тело человека функционирует в общем по тем же самым программам, что и тело животного, хотя и с некоторыми различиями, но это не означает, что он произошёл от него (о различиях в физическом устройстве человека и животного мы ещё будем говорить).