Амин Рамин - Язык, буквы, имена

Дело не обстоит так, что сначала в нашем сознании формируются абстрактные идеи, понятия, а потом мы даём им некие звуковые, словесные обозначения. Само складывание этих понятий в процессе развития ребёнка неразрывно связано с его обучением языку. Если не обучать ребёнка языку, то есть не объяснять, что вот это – «дом», вот это – «красный цвет», то и никаких понятий и абстрактных категорий в его сознании тоже не сложится. Когда мы говорим ему относительно круглых предметов разного цвета и размера: «Это – мяч», то тем самым побуждаем его формирующееся сознание выделять абстрактные категории по путеводной нити слов. Потому что если бы мы не называли перед ним эти различные предметы «мячом», то ребёнок так никогда и не понял бы, что это – предметы одной и той же категории, он продолжал бы рассматривать их как совершенно различные. Таким образом, называя их одним и тем же словом, мы провоцируем в сознании ребёнка появление некой «точки сборки», из которой рождается абстрактная категория «мяча», куда он начинает заносить все реальные мячи, которые видит. И точно так же – со всеми другими словами и понятиями.

В ребёнка как человеческое существо уже заложена способность видеть и различать понятия, которой нет у животного. Эта способность сводится к деятельности разума, духа – но её надо развить. И на примере наших детей мы хорошо видим стадии такого развития. Например, усвоив слово «мяч», ребёнок поначалу может применять его ошибочно, называя так не только собственно мячи, но и стаканы, вазы и т. д. В этом случае мы говорим ему, что «это – не мяч, а стакан», и в его языковой картине возникает другое понятие. И так постепенно на весь его мир оказывается накинута сетка имён, категориальных делений, в соответствии с которыми он воспринимает всё, что встречает в своём опыте.

К тем же выводам подводит нас пример слепоглухонемых детей. У такого ребёнка есть только один канал, по которому он получает информацию о внешнем мире – тактильные ощущения. Он не видит, не слышит и не может издавать членораздельных звуков. Если предоставить такого человека самому себе, то он будет существовать на грани растения и животного, удовлетворяя только самые примитивные физиологические потребности. В дальнейшем он может десятилетиями жить в каком-то отгороженном углу, так и не научившись ходить, есть и пить по-человечески. Единственное, что будет ему доступно – выражение своего удовольствия или неудовольствия по поводу удовлетворения физических нужд. До 18-го столетия такие люди считались безнадёжно утраченными для социума. Однако со временем были разработаны специальные методики, которые через единственный доступный такому ребёнку канал – тактильные ощущения – позволяли обучить его языку. И вместе с этим такие люди становились практически полноценными членами общества, некоторые из них писали книги и имели учёные степени.

На этом примере мы понимаем, что лишь язык очеловечивает человека, делает его человеком. Не только речь, то есть обмен информацией с другими людьми, но и само мышление человека, равно как и все его поступки, тесно связаны с языком. «Знание имён» имеет сакральное, абсолютное значение – без него нас просто не существует. Без языка мы не были бы даже животными – потому что животное имеет свою биологическую нишу, свою «программу» и инстинктивно осмысленное поведение, – тогда как человек без языка представлял бы собой некое странное существо, выпавшее куда-то в пустоту. В физическом плане мы сильно уступаем животным, у нас нет ни специфической биологической ниши, ни детерминирующих инстинктов, ни связанных с ними орудий охоты и выживания – когтей, шерсти, сильных челюстей, мощной мускулатуры и т. д. Единственное, что даёт нам несопоставимое преимущество перед «братьями нашими меньшими» – это мышление, то есть язык. Отними у нас язык – и мы вымрем как вид в какой-то очень короткий срок, за каких-нибудь сотню лет, потому что станем так же беспомощны, как наши дети, пока они не выучат языка.

И тут возникает такой вывод, который на первый взгляд может показаться удивительным, но только на первый: то, у чего нет имени, просто не существует. Действительно, это нам, наделённым языком, кажется, что объективно существует такая вещь как, скажем, «дерево». Но животному это видится совершенно иначе. Для него нет никакого «дерева»: есть только «что-то такое передо мной, высокое, зелёное, твёрдое, снизу узкое, сверху широкое, на что можно забраться» – примерно вот так, хотя, конечно, я опять-таки описываю это в терминах человеческого языка. И точно так же все другие предметы предстают перед ним как комплексы, связанные с бесчисленными впечатлениями, но не как «деревья», «цветы», «поля», «реки». Ведь в материальной реальности нет «дерева вообще», «цветка вообще», «поля вообще», «реки вообще». Нет там и «красного цвета», о котором мы сегодня уже столько говорили. Любой красный цвет, на который мы посмотрим, будет немного отличаться от другого такого же цвета. В природе нет «абсолютного красного цвета», там существуют лишь его бесчисленные оттенки. «Красный цвет» – это абстракция, это идея в нашей голове, под которую мы подводим бесчисленные близкие к нему оттенки, которые встречаем в реальности.

И чтобы мы всё это поняли, кто-то должен обучить нас человеческому языку, а вместе с ним и мышлению. Неважно, каким будет такой язык – русским, японским или арабским, – важно, чтобы он изначально был . А затем уже на основе этого языка мы можем изучать другие языки и постигать тонкости абстрактного мышления (что может продолжаться всю жизнь). Понятно, что тех, кто обучил нас, тоже кто-то должен был обучить – и так далее, пока мы не дойдём до первого человека, который был обучен первому языку. А потому, как мы потом скажем, единственной непротиворечивой теорией происхождения языка является креационалистская: Творец дал язык первому человеку. Потому что невозможно «создать» язык постепенно, как-то придумать или изобрести его – он должен быть дан сразу, как готовое целое.

Таким образом, язык не отражает , а формирует мир. Это важно понять. Дело не обстоит так, что вне нас существуют вещи, которые язык просто называет, даёт им символические звуковые обозначения. Язык формирует эти самые вещи, потому что без него мы не воспринимали бы их в такой форме, в какой воспринимаем.

Всё обстоит наоборот по отношению к тому, как представляется наивному естественному сознанию. Обычно кажется, что язык есть просто отражение внешнего мира. Тогда как в действительности внешний мир есть отражение языка – точнее, отражение того, отражением чего является язык – то есть идеальных прототипов, существующих в Мировом Духе.