Амин Рамин - Язык, буквы, имена

Снова обратимся к дереву. В этом мире огромное множество деревьев, и различаются между собой не только их виды – ели и дубы, березы и липы – различаются сами их индивидуальные экземпляры, среди которых нет ни одного абсолютно похожего. И вот, всё это бесчисленное множество деревьев является проявлением, манифестацией, проекцией от прообраза дерева, от информационной суперформы, от идеи дерева, содержащейся в образном виде в Мировой Душе (Хранимой Скрижали) и в виде чистой идеи в Мировом Духе или Разуме.

Теперь, когда мы в своей голове составляем идею дерева, то за этим стоит акт нашей разумной души, которая обращается к такому центру, как Вселенский Дух, чтобы считать с него эту идею, этот информационный прообраз. И, считав его, она даёт ему выражение в языке, то есть присваивает вот этой идее дерева некий звуковой код – то есть собственно звук «дерево», которым теперь обозначается данная идея. Подчеркиваю, обозначается именно идея, а не вещь. Это очень важно. Словом «дерево» мы называем не какой-то предмет, не вот это конкретное дерево, к которому можно подойти, по которому можно постучать, а идею дерева, применимую ко всем конкретным деревьям – идею, к которой нельзя подойти, по которой нельзя постучать, которая не имеет ни цвета, ни веса, ни размера, ни молекулярного состава – словом, не имеет никаких характеристик, присущих физической материи. Язык всегда оперирует абстрактными сущностями, а не вещами. Как мы сказали, в этом принципиальное отличие человеческого языка от коммуникативной системы животных. Чтобы указать на конкретный предмет, обезьяне не нужно слово, не нужен язык. Достаточно жеста и крика.

Это то, что касалось дерева… Но ведь в языке есть также понятия, которым вообще нет никакого чувственного аналога во внешнем мире. Например, «любовь», «истина», «красота», «единое» и «многое», «целое» и «часть». Кто видел «любовь»? Кто прикасался к «красоте»? Где во внешнем мире можно наблюдать «целое», а где «часть»? Для понимания того, что такая-то вещь является «частью» другой вещи, мы уже должны иметь понятие о «целом» и «части». И ясно, что во внешнем материальном мире ничего подобного нет.

Другой пример чистых идеальных сущностей дают числа. В природе не существует ничего, что было бы «два» или «три». Мы вносим туда числовой порядок, когда берём несколько вещей и говорим, что их «три». При этом мы способны выделить эти «два» или «три» как абстрактные категории, не привязанные ни к каким наличным предметам, и производить с ними независимые умственные операции, на которых, собственно, построена математика. На основе таких операций мы можем установить абстрактные, априорные законы, которые будут действовать для бесчисленного множества предметов и ситуаций – например, что «дважды три – шесть». Говоря «дважды три – шесть», мы констатируем непреложный умозрительный закон, верный для всех предметов, к которым вообще применимы категории «два» и «три». Вне зависимости, какими будут эти предметы – жёлтыми или белыми, большими или маленькими, твёрдыми или жидкими – в любом случае, если мы два раза возьмём по три предмета, их станет шесть. Каждый раз, когда мы оперируем с числами, мы имеем дело с абстрактными сущностями, полностью оторванными от любых конкретных носителей. Еще в древности математика считалась наиболее чистой абстрактной наукой, так как она оперирует с чистыми мыслями, с идеальными формами, и ни с чем больше.

Итак, язык есть выражение абстрактных идей и ценностей в их упорядоченной композиции. В этом качестве он представляет собой проекцию Мирового Духа на человеческую плоскость, выражение сущностной структуры мира. Язык есть осевшая, устоявшаяся совокупность имён, результирующая бесчисленные духовные акты, которые совершались в прошлом миллионами людей и продолжают совершаться.

Вдыхание в человека Духа и обучение его всем именам представляли собой единый комплекс в программе Творца. Без одного нет другого. Потому что имена всех вещей, то есть их идеальные прототипы, их коды, скрытые в Мировом Духе, потому и могут постигаться человеком, что в него вдохнута искра от этого Духа. « Обучил Он Адама всем именам » – то есть указал ему на сущность всех вещей. И уже как носителю этих имён Всевышний велит ангелам поклониться человеку.

Человек своими корнями, основой своего бытия уходит в сокрытые от глаз пласты реальности. Всякое чувственное восприятие, имеющее дело со случайными и наличными вещами, он трансцендирует до вечных идеальных сущностей, постигая тем самым объективный порядок идей и ценностей. Способность в каждом предмете отличить сущность от сущего – это свойство только человека.

Продолжение данных тем будет у нас в следующей части.

Итак, нам стало понятно, что мышление и язык неотрывны друг от друга. Но каково их соотношение?

По поводу того, как соотносится мышление с языком, существуют две крайние точки зрения, которые являются в равной мере ложными. Согласно первой из них, мышление человека полностью определяется языком и действует только в рамках модели, установленной им. Мышление – раб языка, за человека думает язык. Эта концепция не может ответить на вопрос, каким образом в таком случае возможен перевод с одного языка на другой и как человек способен выучить иностранный язык. Но ещё большую трудность для данной модели представляют такие явления, как «восстание против языка» или формирование субязыка на основе родного. Мышление человека, когда это необходимо, способно развить язык в нужном для себя направлении, повернуть его туда, куда желает. Разумеется, оно делает это опять-таки средствами самого языка, но всё это ясно указывает на то, что как минимум оно не является его «рабом», то есть не задано жёстко его структурами.

Например, хотя русский язык навязывает своим носителям относительно небольшое количество имён для цветов, человек, занимающийся автомобилями, может развить другую систему имён, в которой будет уже гораздо больше цветов. Тем самым он сознательно изменит язык, – по крайней мере, на своём уровне, – введёт в него новые понятия, потому что так ему необходимо. Если в языке чего-то недостаёт, то мысль легко вносит это в него. В языках варварских народов Европы недоставало терминов для выражения философских идей – и тогда они заимствовали их из языка римлян, которые, в свою очередь, заимствовали их от греков. Ещё 30 лет тому назад в русском языке практически не существовало слов и терминов, с помощью которых можно было бы говорить об Исламе, – а сегодня они имеются в большом количестве, и прекрасно себя чувствуют, так что развился самостоятельный русскоязычный исламский социолект.