Тофик Касумов - Век агрессии. Возможности и допущения

Исходя из таких предположений и не прибегая в полной мере здесь к рефлектированию, мы станем различать Век агрессии не столько в плане количественного роста войн и преступности в мире, нисколько не снижая при этом их роль во зле, а сколько в плане приращений чувствований в сознании, говорящих о неотвратимости агрессии «рядом», «везде», а также «глобально», в масштабе всей планеты. И это в действительности так, пусть и в разной мере. В жизни каждого такие переживания могут находить свой путь к сознанию, ибо человек больше опасается того, что ещё не произошло, когда осознаёт его неотвратимость в своих чувствах и переживаниях. Эти чувствования в массе своей есть не что иное как болезненные вибрации духа, свидетельствующие о его надломленности и угнетённости. Будучи реально эмоциональными реакциями на неопределённости, они всё теснее вплетаются в социальную жизнь.

Эмоциональные состояния, вызванные к жизни расширяющейся агрессией, будут неуклонно подтачивать жизнестойкость, делать неустойчивым корневое в жизни людей. А неосознаваемые страхи в жизни станут осознаваться как страхи агрессии. Поэтому связи между агрессией и веком, выраженные в чувствовании зла и тревоги, мы станем относить к основанию и сути Века агрессии.Они отражают существующий настрой и указывают на общие смыслы социального самочувствия и поведения. В единстве таких чувствований и мыслей Век агрессии предстаёт как «сгустков» особых переживаний, связанных со страхом. Такие чувствования действующей агрессии становятся воспроизводимыми центрами напряжённости и тяжести Века агрессии.

В данном раскладе переменных было бы заманчиво предположить, что в Век агрессии активному агрессивному меньшинству удалось навязать большинству вид переживаний, связанных с агрессией. И что эти чувствования агрессии, вызванные обволакивающей аурой агрессивности, дали свои «всходы» – агрессию большинства, и что эти перемены легли в основу складывания Века агрессии. Однако не станем спешить, чтобы не впасть в дурную «одномерность» или однобокость. Ведь мир людей многомерен – многомерен и Век агрессии. Тем более, что ожидать, одномоментно, рождение каких – то кипящих страстей уже массового порядка, а также изощрённых форм и логической продуманности агрессии, нам не приходится.

Если агрессия меньшинства есть рациональная агрессия в достижении желаемого, то агрессия большинства, выражаемая спонтанно, будет сродни агрессии языческого мира (сила и защита). Но это и индивидуальные состояния сознания, предшествующие агрессии. Как разные потоки агрессивного во времени и пространстве, они отличаются по смыслу, своими объёмами и разрушительной силой. Сталкиваясь и смешиваясь, они образуют половодье агрессии, которое разливается в мире людей, выходя за берега традиционного понимания возможностей агрессии. И это уже воочию сам Век агрессии, где агрессия меньшинства является вбросом «образцов», смешиваясь с массовым сознанием, они, образцы агрессивного, принимают свойства матрицы века.

В то же время нельзя не видеть, что агрессия как таковая сохраняется в обычной жизни, она только перемещается в поле «подражания» и механизм её воспроизведения значительно упрощается для большинства. Ведь воля и желание могут уходить на задние планы, когда в мире есть подавляющее следование агрессивному по образцу и подобию. Притом, что воля активного меньшинства не будет соответствовать представлениям большинства, что также будет усиливать их различие.

Агрессия меньшинства даёт образцы достижения желаемого, посредством агрессивной силы, а агрессия большинства – это образцы агрессивного, которые произрастают по большей части через протестное, замешанное на обидах, тревогах и страхах. Эти образцы агрессии есть сущности сознания, которым ситуативно следуют на практике. Последнее есть выбор, и скорее это уже не будет выбор большинства, учитывая сказанное об угнетённости духа, способного выразиться и в ярости.

Отсюда мы станем придерживаться той мысли, что важным признаком Века агрессии будет «панургово» следование агрессивному по образцам, актуализированным уже в коллективных сознаниях, в сознании большинства людей. Такие образцы агрессии будут сопереживаться изнутри. К этому подталкивает и внутреннее отношение к миру, когда растёт общая гнетущая напряжённость при явном спаде уверенности в безопасности жизни. «Человек начинает ждать агрессию как реакцию на проблемы». (Гордон Олпорт. Становление личности. М., 2002. С. 155.).

Здесь следует подчеркнуть особую роль меньшинства в возросшем потенциале и «зрелости» уже реального осуществления ядерной агрессии, когда даже технический сбой, неполадки в системе отслеживания, могут привести к ядерной войне. Её начало, возможно, что и отдалённо, будет связано с конкретными политиками, но продолжать такую войну в ответ будут и другие, которые также готовили её по сути. Данный ход событий не кажется сюрреалистичным в Век агрессии, ибо возможности ядерного удара и всякие просчёты от его последствий уже в реальном режиме времени обсуждаются в нарративах политиков мира. Удастся ли человечеству избежать самоуничтожения – это вопрос Века агрессии. Здесь физический смысл агрессии в её высшей точке – ядерной войне, отсылает к экзистенциальным смыслам переживаний её возможности.

Такому в Век агрессии способствует и наращивание всеохватной информационной агрессии и агрессивных практик. Агрессивная информация имеет разные источники и калейдоскоп обновляющихся материалов, сюжетов, фактов, где действующим лицом является «Человек агрессии». Она разделяется на фактическую (СМИ о практиках агрессии) и риторическую агрессию (угрозы в адрес противника). Эти элементы во многом задают и усиливают извнеэффект «панургово следования» агрессии. когда происходит тотальное вбрасывание агрессивных сущностей образцов поведенческих актов – в сознание людей.Тотальность включает в себя и примеры индивидуальных вбрасываний агрессивных сущностей.

Продолжая характеризовать Век агрессии в целом, нельзя не отметить и тот факт, что на сторону всего «мертвящего» перемещается так называемая литература и искусство, когда авторы пытаются, как бы, в противовес унылости и однообразии существования, придавать поведению агонизирующие некрофильные смыслы, отрицающие живое и провозглашающие страсти по неживому. Когда, к примеру, должное «обладание» мёртвым, единение с трупом, достигается насилием и жестокостью в извращённых формах. Здесь, судя по всему, речь должна идти о явной патологии, но авторы исходят из манифестации человека, страстного до всего неживого и смердящего. Видимо, в пике Века агрессии такие манифестации будут абсорбироваться как творения продвинутых…