Владимир Мацкевич - Отвечая за себя. Записки философа с вредным характером

Я пытался организовать себе распределение в Беларусь. Но была одна сложность.

Я хотел заниматься наукой или инженерией (писал диплом по инженерной психологии) и именно в Беларуси.

Попытался найти себе место в Гродно, в городе моего детства: там пединститут преобразовывали в университет, открывали кафедру психологии. Я приехал на психологическую конференцию, которую под создание кафедры организовывала профессор Светлана Кондратьева. Посмотрел на всё, поговорил и увидел, что это совсем не университет.

Не могу сказать, что я тогда всё понимал про университет. Разбираться и понимать я стал много позже. Но уже имел некоторой опыт и мог сравнивать. Я учился в Ленинградском университете. Активно работая в СНО, побывал в Московском, Киевском, Тартусском университетах. Был на стажировке в ГДР, познакомился с Лейпцигским, Берлинским, Иенским, Дрезденским университетами. Конечно, все университеты ГДР переживали не лучшие времена. Но всё же мне было с чем сравнивать. То, что делали из Гродненского пединститута, никак не походило на университет. И наукой там заниматься было невозможно.

Нужно было выбирать, что мне ценнее: Наука или Беларусь? Я не мог отказаться ни от одной из этих ценностей. Поэтому попытался зайти с другой стороны.

Я съездил в Минск в беларусский филиал ВНИИТЭ, там работал профессор Исаак Розет, он занимался интересовавшими меня темами. Но там не было мест.

Я выбрал науку психологию. Это тоже было непросто. Во всём СССР этой наукой можно было заниматься всего в нескольких местах. Попасть в эти места можно было по блату или медленно, шаг за шагом, выстраивая себе карьеру.

Но у меня был ориентир – ММК (Московский методологический кружок). Я тогда ещё не был ни философом, ни методологом, но знал, куда и как двигаться.

Я не был готов к автономному существованию, у меня не было иллюзий, что я смогу заниматься наукой или инженерией там, где их нет. На одной из конференций на мой доклад обратил внимание психолог из Вильнюса и предложил работу. Я согласился, тем более что это почти Беларусь. Завод прислал в университет заявку на меня и даже представителя на процедуру распределения. И я поехал в Вильнюс на завод радиоизмерительных приборов в отдел технической эстетики (так в СССР называлась эргономика и промышленный дизайн). Но завод оказался «номерным», то есть секретным. Для работы требовался допуск КГБ. Видимо, я уже тогда был неблагонадёжным – мне не дали допуска, распределение было аннулировано, и через восемь месяцев я вернулся в Ленинград, поскольку я там всё знал и рассчитывал устроиться.

Несколько месяцев безработицы, последующие несколько лет работы в ЛИИЖТе, на первой в СССР гуманитарной (не идеологической, такие были всегда и везде) кафедре в техническом вузе – кафедре прикладной психологии, социологии и педагогики. Это был отличный опыт.

После 11 лет жизни в Ленинграде я уехал в Латвию, в Лиепаю. Захотелось тихой жизни у моря. Но тихой жизни мне хватило ровно на полгода, потом я больше времени проводил в Риге, чем в Лиепае. Рига стала почти родным городом. Там я обрёл самостоятельность и самодостаточность. Но жил я не только в Риге.

Георгий Петрович Щедровицкий принял меня в свою команду, и игры – ОДИ (организационно-деятельностные игры 1 1 Организационно-деятельностные игры (ОДИ) – разработанная в московском методологическом кружке форма организации коллективного мышления и деятельности. Первая организационно-деятельностная игра состоялась в 1979 г. в Уральском филиале ВНИИТЭ (Всесоюзный научно-исследовательской институт технической эстетики). ― Прим. ред. ) – стали моим главным делом. Из Риги я летал по всему Советскому Союзу: от Сахалина до Закарпатья, от Армении до Республики Коми. Был игротехником и методологом в играх Георгия Петровича, работал с другими методологами в их проектах, сам проводил ОДИ. Никогда, ни до того, ни после, я не проводил столько времени в самолётах и поездах.

Союз распался, Латвия стала жить своей жизнью. И я уехал в Москву, город для меня чужой и нелюбимый. Работа там была, я был востребован, хотя основные заказы и проекты были в Красноярске, Твери и Калининграде, изредка что-то делал в других городах с другими методологами.

На одной из ОДИ в 1993 году появились люди из Минска и предложили поработать на реформу образования в Беларуси. Меня пригласили в Минск. Это было именно то, чего я хотел.

Но пригласили как московского эксперта. Что такое методолог и кто такие методологи, в Минске почти никто не знал. Как московского эксперта, меня встречали в высоких кабинетах, мне были открыты все двери. Наездами между командировками по своим проектам я провёл в Минске месяцев восемь-девять, пока не решил остаться навсегда.

Отношение ко мне быстро изменилось. Если мне платили за консультации, лекции, проекты как московскому заезжему эксперту, то как «тутэйшаму» мне платить не собирались. Это было не принято в Минске.

Я остался в Минске, где не было места методологу. Но я уже чувствовал в себе силы, у меня был опыт, я был готов начинать всё с нуля, один.

То есть не совсем сам и один. Мне нужна была команда: сотрудники, помощники. Но я мог их собирать.

Сначала я организовал АГТ – «Агентство Гуманитарных Технологий». Сразу в двух видах: как НГО, чтобы реализовать то, что я хочу и должен делать, и как ООО, чтобы зарабатывать деньги на собственные проекты и замыслы.

Так вот. Я приехал жить в Минск, в Беларусь, новую независимую страну, в которой всё нужно было делать почти с нуля.

Работы было невпроворот. Но я видел, что эту работу делать некому, и почти никто не понимает, что нужно делать.

Самая первая проблема состояла в том, что жить в Минске было ГДЕ, но ГДЕ работать? Места в Минске для методолога просто не существовало. Его нужно было создать. И я начал его создавать.

Создание места для себя, чтобы было ГДЕ существовать методологу и философу, – это особая и весьма специфическая задача. Ушло лет десять на то, чтобы в стране выучили слово «методолог». Правда, так и не выучили слово «методология».

С философией было немного проще. В Минске ещё помнили Стёпина, и его место в БГУ ещё «не остыло». Но из БГУ уже изгнали А. Михайлова вместе с группой других философов (В. Дунаев, Н. Семёнов – это те, с кем я знаком; и ещё нескольких). Они начали делать ЕГУ – очень интересный и перспективный замысел и проект. С Михайловым мы даже пытались сблизиться, но ничего не получилось. И это особая история, но о ней как-нибудь в другой раз.

Места для академических философов и преподавателей существовали в вузах и в НАН с советских времён. Группе Анатолия Михайлова в БГУ места всё же не нашлось – как и раньше многим философам. Стёпин уехал в Москву, Лебедев – в Америку. Михайлов же ориентировался на европейские образцы, смотрел на Запад. Он был активен, имел хорошие связи в правительстве, в православной церкви, получил доступ к Фонду Сороса – и стал делать ЕГУ. Вокруг него образовался круг молодых и перспективных людей. Некоторые из них выросли в очень хороших философов, например, Владимир Фурс и Татьяна Щитцова.