Владимир Мацкевич - Отвечая за себя. Записки философа с вредным характером

Вот этим я отличался от всех в стране. Мне квалифицированные политологи рассказывали, как там, в Гондурасе или в Польше. Я мотал на ус эти рассказы, но меня интересовала только Беларусь.

Социологи рассказывали про социум и разные процессы, страты, классы и прочее. А меня интересовало, что происходит в Мстиславле или в Поставах.

Мне рассказывали про коммунистов, социал-демократов, консерваторов и либералов, а я шёл и знакомился с Калякиным и Костяном, с Таразевичем и Сидаревичем, с Позняком, с Добровольским.

В Минске очень много людей, владеющих теоретическим знанием, но не знающих конкретики и реальности. И наоборот, много людей, закопавшихся в конкретику и не способных к обобщению и выводам, что обеспечивается компаративистикой и теоретической работой.

Естественно, я занимался познанием Беларуси не один. Я собирал вокруг себя команду специалистов. Если нужных мне специалистов не было, я их учил сам. В результате были созданы не только Агентство гуманитарных технологий, о котором я уже упоминал, но и «ЕвроБеларусь», «Центр европейской трансформации», «Летучий университет». В некоторые периоды по исследовательским программам работали десятки людей.

Но на этом метафора леса исчерпана.

Хотя и лес можно рассматривать по-разному. Лес выглядит по-разному с высоты птичьего полёта или из кустов в засаде на кабана.

Когда-то Лев Гумилёв писал книгу про великую степь, и главы в этой книге назывались примерно так: «Взгляд парящего орла», «Взгляд с высоты кургана», «Взгляд всадника», «Взгляд пешего пастуха». И, наконец, «Взгляд из мышиной норки у подножья кургана».

Вот и Беларусь мне нужно было видеть и знать со всех этих ракурсов.

«С высоты птичьего полёта»: что есть Беларусь, видимая из Брюсселя, Вашингтона, Москвы.

«С вершины кургана»: Беларусь глазами наших соседей, литовцев, поляков, украинцев.

«Глазами всадника, воина или пастуха»: Беларусь как объект управления с позиций исполнительной власти, парламента, оппозиционных политиков.

«Глазами пешего обывателя»: социология общественного мнения, настроения избирателей, профессиональных сообществ, второго и третьего секторов, церквей и т.д.

«Взгляд из мышиной норки в подножии кургана»: это менталитет, традиции, обычаи и многое другое.

Не стану рассказывать о том, какие заморочки и проблемы возникают в коммуникации между теми, кто видит Беларусь «с высоты птичьего полёта» и «из мышиной норки», насколько не совпадают картины, которые рисуют даже «всадники на коне» и «пешие» обыватели.

Я всё ещё рассказываю о том, ГДЕ должен быть философ, исследующий и изучающий Беларусь всерьёз. Как «свой лес», свой объект интереса и предмет познания.

Философ должен «парить над лесом» или запускать дрон.

Потом «пробираться пешком через болота и хмызняк».

Заглядывать «в мышиную норку».

Ну, или без метафор.

– Философ, исследующий Беларусь, должен заниматься программой Восточного партнёрства, разрабатываемой в Брюсселе, Союзным договором с Россией, Балто-Черноморскими фантазиями в Вильнюсе и Варшаве. И это важнее для философа, чем сочинения брюссельских, московских и варшавских философов. Только такой взгляд даёт масштабное видение.

– Философ должен знать все планы и замыслы президента страны, планы и намерения парламента, всех оппозиционных политиков.

Ну, и так далее, от глобального видения к микроскопическому. Вплоть до дачно-гаражного кооператива.

Иначе никак.

Как это поможет определить место философа?

***

Философа влечёт непознанное, то, чего никто не знает.«Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал». Леса, степи, горы – это всё метафоры, аналогии, модели. Речь о Беларуси, о нации, стране, обществе. И о том, что мы знаем, можем знать, что должны знать. Мы в данном случае – это всего лишь один философ и методолог.

Вот разные модальности знания: Что мы знаем? Что можем знать?

Это вполне осмысленные вопросы. А насколько осмысленно спрашивать: Что мы должны знать?Разве можно обязать знать? Возможно ли, не нарушая прав и свобод личности, сказать кому-то: «Ты должен это знать! Обязан знать»?

Есть одно оправдание. Если накладывается обязательство на самого себя. Я никого не могу обязать знать, кроме самого себя. Это самоопределение и самопрограммирование. Но и здесь всё не так просто.

Иммануил Кант жил и действовал по самым строгим требованиям к себе, руководствовался категорическим императивом. Но и он спрашивал только о том, что может знать. Долженствование употребимо только к действию. «Was kann ich wissen? Was soll ich tun? Was darf ich hoffen?» Что я могу знать и что я должен делать? Но есть и третий вопрос: на что я могу (мне позволено) надеяться?

Так вот, если мне не просто позволено надеяться на нечто, а я хочу, чтобы мои надежды были реальными, я ДОЛЖЕН делать результативно, поступать правильно. Только тогда мои надежды не будут тщетными. А как я могу действовать результативно, если не владею точным знанием? Результативным может быть только действие, основанное на точном и прочном знании.Ну, или результат получается случайно. То есть я могу надеяться только на чудо, полагаться на волю случая.

Вера в чудо возникает из незнания. Древние люди верили в чудеса, потому что не знали причин и механизмов того, что происходит и делается даже ими самими. Но современные люди точно так же верят в чудеса. Но природа этой современной веры, точнее суеверия, несколько иная, чем у древних. Современных людей научили установки, что объективного, точного, истинного знания не существует. Всё знание относительно и субъективно, то есть любое знание – это всего лишь достояние отдельного человека, это его мнение и его точка, или кочка, зрения. У каждого может быть своё мнение.

Это примерно то же самое, как если бы каждый альпинист считал кочку, на которую смог взобраться, Эверестом.

Знание обесценено постмодернизмом и его лжеметодологией.

Знание всегда частично, и знание отдельного человека, и знание всего человечества, достигнутое в ту или иную эпоху. Это банальная истина. И из этой банальщины постмодернисты делают совершенно неоправданный вывод, что все знания равны в своей частичности и ни одно знание не полнее и не более истинно, чем другое.

Отсюда вытекает познавательная установка – не стоит стремиться к полному и точному познанию, поскольку это не даёт никаких преимуществ и не имеет ценности, раз все знания одинаково ценны, точнее неценны.

Эта фундаментальная гносеологическая ошибка вытекает из однобокого линейного сравнения знаний. Сравниваются субъективные (корпоративные, или временные) знания между собой. При таком сравнении в расчёт принимаются только количество знания и иногда форма, но не его содержание.