Энди Мерифилд - Магический Марксизм. Субверсивная Политика и воображение

Сегодня, когда наша реальность всё глубже скатывается в абсурд, Маркс может помочь нам подписать предметы и не забыть значение букв. Он напоминает, откуда предметы взялись, кто их создал и как они функционируют в обществе. Его «подписи» заостряют внимание на том, что любой предмет – это на самом деле общественное отношение, социальный процесс, требующий как можно более глубокого и широкого рассмотрения. Всё погружено в туман, и нам нужно выработать интеллектуальный подход, способный этот туман рассеять и осветить наш путь. Идеи Маркса способны удержать наши тела и мысли начеку. Они помещают наши индивидуальные жизни не просто в относительный коллективный контекст, но в своего рода исторический континуум, связывая нас сегодняшних с нами прежними и нами будущими. Прошлое и будущее учтены в настоящем, и у настоящего всегда открытый финал, оно течет, никогда не будучи определенным раз и навсегда, высеченным в камне.

Магический марксизм поможет нам сохранить бдительность и не поддаться заклинаниям колдунов-демагогов. Он выведет лжецов на чистую воду, предупредит нас о любой фальши, о пустых обещаниях и опасных интригах. И чтобы справиться с ними, нам предстоит потрудиться.

Будьте же бдительны и осторожны!

Искренне ваш

Энди Мерифилд

Июнь 2020

Эта книга полна нападок на марксизм, она пытается сместить его с пьедестала и внести в него свежую струю, основательно перетрясти изнутри. Она противопоставляет фантастический марксизм научному, разоблачающему преступное буржуазное общество. Эта книга колеблется между двумя крайностями, отталкивая ортодоксов своим ревизионистским уклоном и отпугивая других марксистскими притязаниями, поскольку остается слишком марксистской. Но это более глубокий марксизм, более широкий и многогранный: благодаря своей гибкости он успешно минует две эти крайности, непрестанно курсируя между ними, затаиваясь в большом тенистом мире смутьянов, юных радикалов и, возможно, людей постарше – всех тех, кто пытается усидеть одновременно на двух стульях. Адресуя свою книгу независимым личностям, обитателям этого тенистого мира, я полагаю, что на самом деле они являются в большей мере марксистами, чем сами думают, и что нам – тем, кто называет себя марксистами, – в свою очередь, не повредило бы стать меньшими марксистами, чем мы думаем, оставаясь при этом хорошими коммунистами, не покидающими своего места под красными знаменами. Все вместе мы способны на опасные субверсивные [3] Понятия «субверсивный», «субверсия», «субверсивность» в данной книге надо понимать не столько как отсылающие к «подрыву» и «диверсии» в прямом, словарном смысле слова, сколько как указание на широкий набор культурных практик, оспаривающих очевидность, ищущих новых путей, размывающих культурную и политическую гегемонию. – Здесь и далее знаком * отмечены примечания переводчика. поступки, бесшабашные действия. Эта книга предлагает читателям не «плохой» ( bad ) марксизм, по выражению Джона Хатника [4] Hutnyk J . Bad Marxism. Capitalism and Cultural Studies. London: Pluto Press, 2004. Когда я в первый раз предложил свою книгу издательству Pluto Press, Хатник в рецензии написал, что книга «затрагивает утопический край разума и политики, которые мы не должны забывать, и может также принести утешение товарищам». , а «безумный» ( mad ) марксизм, безумный магический марксизм, взывающий к магу, заклинающий магическое безумие как радикальную альтернативу хаосу нашего сумасшедшего времени.

Эта книга возникла в результате двойной неудовлетворенности: очевидной неудовлетворенности миром и труднее поддающейся формулировке неудовлетворенности существующим марксизмом, она родилась из веры, что эти две неудовлетворенности связаны между собой, что вполне понятный пессимизм, свойственный нашей эпохе, заразил марксизм, превратил его в дряблую умозрительную концепцию, сделал его безопасным и осмотрительным, ведь он ощущает нависшую над собой угрозу, боится рассыпаться, точно Берлинская стена. Так что моя цель – найти альтернативу пессимизму марксизма, его вечной склонности смотреть на мир с плохой стороны. Моя неудовлетворенность также касается марксистских журналов и научных публикаций: мне они давно уже представляются неудобоваримыми, сухими и чересчур предсказуемыми, доступными только посвященным. Может быть, я не один так думаю? Меня никогда не вдохновляли пространные, излишне подробные статьи и исследования кризисов и бедствий, капиталистических катастроф, хотя в главном их авторы совершенно правы; но о них можно сказать то же, что Маркс говорил о буржуазии: все они кажутся довольными своим отчуждением или по крайней мере своими оценками капиталистического отчуждения, обходясь улицами с односторонним движением, обитать на которых – их удел, так же как описывать те тупики, те безвыходные положения, куда они себя заперли.

В течение долгих лет я называл себя «среди прочего» марксистом [5] Выражение «среди прочего» я заимствовал из эссе Джона Бёрджера (см.: Berger J. Ten Dispatches About Place // Le Monde diplomatique. August 2005). «Кто-то спрашивает меня: „Ты всё еще марксист?“», – пишет Бёрджер. – Когда смотришь на четырех осликов, пасущихся на лугу ясным летним днем, когда видишь, как они то валяются на траве, то застывают без движения, время замедляется. Они оглядываются на английского писателя, прижимаясь к яблоне, оценивают его, и уходят прочь, понурив головы и навострив уши. «Я наблюдаю за ними во все глаза. В нашем обмене, полуденном обществе, которое мы дарим друг другу, есть основа того, что я могу определить только как благодарность. Четыре ослика на лугу, июнь месяц, 2005 год. Да, среди прочего я марксист». Зарисовка Бёрджера помогла убедить другого любителя осликов в том, что молчаливая мудрость может иметь отношение к марксизму (см.: Merrifield A . The Wisdom of Donkey. New York: Walker Books, 2008). , несмотря на то, что в США такое самоназвание звучало вызывающе, и вопреки тому, что я так и не присоединился ни к одной марксистской партии или организации, не нашел вожака, выражающего мои мысли, которого я мог бы поддержать от всего сердца. Я всегда ощущал себя странником, человеком вроде сартровского Матье из «Возраста зрелости», который, невзирая на постоянные понукания Брюне, не может посвятить себя какой-либо деятельности «на уровне института», «официально» примкнуть к марксизму – хотя никто меня к такой позиции не принуждал. Не то чтобы я боялся потерять свободу – скорее, благодаря этому отказу и неучастию я мог оставаться верен Воображаемой партии, ведь я знал, что она где-то существует, должна существовать, и ее ряды ширятся день ото дня. Настоящая книга написана для воображаемых избирателей, членов партии, которая непременно существует. В этом смысле «Магический марксизм», как я надеюсь, обращается ко всем бесприютным смутьянам-одиночкам, которые хотят свершить нечто радикальное, придумать иной мир, поскольку этот вызывает у них отвращение. Меня не покидает ощущение – легкое подозрение, – что нас таких много, что многие колеблются между двумя крайностями, строя планы и ожидая новостей с мест событий.