Юрий Дружкин - Счастье красоты. Опыт эстетической антропологии

Задолго до этого убедительную физиологическую интерпретацию фактически этой же проблемы дал И. М. Сеченов. В своей гениальной книге «Рефлексы головного мозга» но пишет: «Известно из наблюдений над взрослым человеком, над ребенком и над животными, что первым условием для поддержания материальной целостности, следовательно и функций всех нервов и мышц без исключения, необходимо соответственное упражнение этих органов: так на зрительный нерв должен действовать свет, движущий нерв должен быть возбуждаем, и его мышца должна сокращаться и пр. С другой стороны, знают, что в случае насильственного прекращения упражнения какого бы то ни было из этих органов в человеке является тягостное чувство, заставляющее его искать недостающего упражнения». (И. М. Сеченов. Избранные произведения. – М., 1953, с. 73). Но и на более фундаментальном уровне, на уровне общебиологических закономерностей, слышатся отголоски того же вопроса о деятельности, детерминируемой «извне», и деятельности, детерминируемой «изнутри»… «В биологии долгое время господствовало и дает о себе знать до сих пор представление о внутренней уравновешенности живой системы. Однако обобщение обширного фактического материала и развитие биологии привело к формулировке Э. С. Бауэром принципа устойчивого неравновесия как основного принципа организации живого. … Бауэр рассматривает принцип устойчивого неравновесия как всеобщий закон существования биологических систем и определяет его следующим образом. «Все и только живые системы никогда не бывают в состоянии равновесия и исполняют за счет свободной энергии постоянную работу против равновесия, требуемого законами физики и химии при существующих внешних условиях». (А. Б. Коган Общие проблемы биокибернетики. – В кн.: Биологическая кибернетика. – М.: Высшая школа, 1972, с. 22—23. Подробно об этом см.: Бауэр Э. С. Теоретическая биология. М., 1935.)

Приведенные отрывки достаточно наглядно иллюстрируют, как проблема, обнаруженная и сформулированная ранее всего при исследовании художественно деятельности, открывалась заново в исследованиях в области психологии, физиологии, и даже биологии. Эстетика, в свою очередь, не могла оставаться равнодушной к явлениям подобного научного резонанса. В качестве примера можно указать на работы М. Н. Афасижева. В частности, в своей книге «Эстетика Канта» он сопоставляет известные положения эстетики Канта с новыми достижениями в области естественных наук о человеке. «Функциональные потребности, – пишет он, – вообще присущи всем уровням и структурам человека. В этом проявляется фундаментальная закономерность, согласно которой физиологические структуры живого организма образуются в результате длительного – постоянного или периодического функционирования. Но возникнув и сформировавшись, любая живая структура должна функционировать с определенной периодичностью, длительностью и интенсивностью, нормы которых возникли в процессе становления данной структуры». (М. Н. Афасижев. Эстетика Канта. М., 1075, с. 65). Таким образом, понятие функциональной потребности можно с успехом использовать для объяснения целого ряда существенных моментов, проявляющихся в «бескорыстном» характере художественного творчества и художественного восприятия. Все это заставляет с особой серьезностью подойти к проблеме объективной диалектики целесообразности как фундаментального свойства жизни, находящего свое высшее проявление на уровне человеческой творческой деятельности и прежде всего в искусстве.

Это и заставляет нас специально обратиться к вопросам диалектики целесообразности, лежащей в основе художественной деятельности. Эта диалектика, несомненно, имеет гораздо более общий характер. И наша цель состоит не в том, чтобы развить общую теорию этой диалектики. Нам необходимо рассмотреть диалектику целесообразности как предпосылку художественной деятельности, проявляющую себя как в общебиологических и общечеловеческих моментах, так и в художественной деятельности. Затем на основе этого анализа мы попытаемся сформулировать понятие функциональной основы искусства.

При такой постановке вопроса, анализ диалектики целесообразности, который предполагается здесь предпринять, должен выступать одновременно и как синтез понятий о более сложных формах целесообразности на основе понятий о формах простейших и всеобщих, как восхождение от абстрактных и простых определений к более конкретным и сложным. «На стадии высшего синтеза… анализ действительно становится нераздельным с синтезом и осуществляется при мысленном удержании исходного предмета в его целостности». (Б. М. Кедров. Противоречивость познания и познание противоречия. В кн.: Диалектическое противоречие. М., с. 37.) Необходимой предпосылкой, условием движения по этому пути является наличие таких «абстрактных определений», которые могли бы служить отправной точкой для «воспроизведения конкретного посредством мышления». (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, с. 37). Очевидно, что этой цели могут служить не надуманные, не произвольные определения, но только такие, в которых суммировался долгий и трудный путь многих эмпирических наблюдений и теоретических размышлений.

В соответствии с поставленными задачами, исходные понятия должны

– отражать существенные и необходимые признаки целесообразности как атрибута жизни (т.к. именно целесообразность становится теперь предметом рассмотрения);

– отражать признаки целесообразности универсального характера, присущие всему живому, включая и низшие, и высшие его формы;

– допускать возможности их соотнесения с проявлениями целесообразности, эмпирически наблюдаемыми в искусстве и теоретически описываемыми в эстетике и искусствознании;

– отражать (хотя бы имплицитно) объективные противоречия , свойственные целесообразности живого, позволяющие схватить объект анализа в его самодвижении, в развитии от низших форм к формам высшим, понять внутренний импульс и логику этого развития.

Поскольку эти понятия должны суммировать опыт эмпирических и теоретических исследований целесообразности как атрибута всего живого, постольку они не могут быть взяты из искусствознания или из эстетики. Они могут иметь только естественнонаучное происхождение. Но целесообразность живого, вообще говоря, изучается разными науками. Поэтому желательно найти понятия, имеющие междисциплинарный, общенаучный, суммирующий характер.

Принимая такие условия, мы, по видимости, «отходим» от привычного понятийного аппарата эстетики. Но мы не отходим, при этом, ни на шаг от эстетической проблематики. Напротив. Лишь для решения сугубо эстетической проблемы мы совершаем этот временный (а, по сути, лишь кажущийся) «отход». И если данное отступление поможет более эффективно двигаться в решении поставленной проблемы, значит оно окажется оправданным.