Мартин Гал - Рецепты

Я знаю, что у меня было детство, но ничего не помню. Совершенно пусто – ни воспоминаний, ни страхов, ни надежд. Я выхожу на крыльцо и делаю полный задумчивости вид. Хочу казаться умнее и важнее. Даже перед самим собой лукавишь, даже себя пытаешься обмануть. Но не выходит, как не стараюсь.

Мне всегда хотелось знать свою родословную. Кто мне предшествовал в генетике мысли, откуда мои заботы и мечты? Не могу же я сам, без никого, начать вдруг рассуждать, при этом так точно и смело?

Обычно человек знает, откуда пришел. Знает кто его родители, дедушки и бабушки. Дедушка полюбил бабушку, и родили они папу, который встретил маму, которая родила меня. Но почему у меня так мало всего взятого у родителей и так много получено от чужих и незнакомых мне людей?

Может у меня больше родственников, чем я полагаю? Разве не Достоевский – мой прадедушка, а Камю – не мой отец? Откуда это ощущение, что Кафка мне дороже брата, а Цветаева – моя родная сестра? Почему Ницше ближе мне родного дяди, и разве не я плачу, когда умирает мой друг Винсент Ван Гог? Где границы моего «Я», из чего оно состоит, какие сгустки энергии определили и обозначают этот фантом – меня? Если реальность несомненна, то я всего лишь попытка ее обоснования, точка, в которой сходятся все ураганы и моря. Феномен присутствия без причины – таким мне видится тот, которого все именуют мной.

Жизнь состоит из отрывков, как рулон туалетной бумаги, который уменьшается с каждым днем. Бумага может быть мягкой и нежной или жесткой и твердой. Разной бывает и жизнь. Настоящее уходит с шумом воды, а прошлое попадает в канализационные стоки. Есть только будущее, но никто не знает, сколько его осталось, следовательно: ни у кого ничего нет. Нет ни будущей жизни, ни запасного рулона.

Зачем мне выкапывать из себя фрагменты, разве по одному осколку можно узнать мозаику? Часть целого, говорят, содержит все признаки целого. Как бы не так! Ученые обманывают и себя и других. Познание – как слабительное: пронесет, и не увидишь главного. Слова какие-то жидкие, скользят, проваливаясь внутрь листа.

Мы кружимся в танце одних и тех же действий, многие годы едим, пьем, спим и совокупляемся. Банальность повторений не утомляет и не надоедает. Мы получаем ежедневное удовольствие от этих повторений и чувствуем себя превосходно. А ведь это так банально! Как и мои бесконечные повторения об этом.

С точки зрения времени, человек как будто и не живет, а только переливается из емкости в емкость, наполняясь новым содержанием, привкусом (часто дурным) от всего им прожитого. Мы всегда в сфере становления: размеры ее огромны, мы можем расширяться до бесконечных пространств, а можем сузить себя до унылой и скучной точки. И это не мы расширяем кругозор, а кругозор расширяет нас, делает наше пространство обширным, показывает новые горизонты событий. В этих превращениях нет ничего предосудительного, ибо мы всегда превращаемся в себя. Реальность каждого из нас абсолютна. Человек может быть только собой.

Неудивительно, что о сумасшедшем говорят – «он не в себе». Если человек «не в себе», значит, он сломался, как детская игрушка. Душа разлетелась на части, ум сошел с рельс, сорвались с петель чувства, вовремя не раскрылся парашют. Время обнулило человека.

Получая сдачу в супермаркете, я увидел, что у девушки-кассира легкое косоглазие. Некоторым людям косоглазие идет, непонятным образом украшая их, другим же портит образ. Здесь был особый случай: девушка выглядела глупо, и в то же время косоглазие придавало ее лицу какую-то таинственность. Я вышел из магазина и в который раз удивился глупости размышлений, возникающих по ходу жизни. У меня это всегда вызывает недовольство – мысли ни о чем, приходящие по пустячному поводу, как реакция на раздражение извне. Причиной этому обычно служит случайный взгляд на человека. Идет, к примеру, пьяный по улице, и я размышляю – преодолеет он препятствие в виде бордюра или всё же упадет. Или если на улице ветрено и пошел дождь, а женщина открывает зонт, то я почему-то начинаю гадать: вывернет ветер раскрытый ею зонт или нет. А глядя на юношу с девушкой, идущих впереди меня, я предполагаю: поцелует он ее в ближайшую минуту или всё же пройдет расстояние до ближайшего светофора и только потом…

Ну зачем мне, скажите, все эти ненужные мысли? Кто их мне поставляет с завидным упрямством? Я продолжаю мыслить помимо своей воли. Нравится-не нравится – это не категории воли, а эстетика реальности. От факта несогласия с реальностью мир вокруг нас не меняется. Если что-то изменилось, то нам это показалось. Меняюсь только я. Это мне становится холодно зимой и одиноко ночью. А ночь и зима – факты равнодушные.

Мне прочили блестящее будущее, но теперь я знаю, что это было блестящее прошлое.

Я могу убедить других в чем угодно, если уверен, что уже убедил себя.

Моя удача состоит в том, что я научился заменять одобрение других собственным одобрением.

Я сравнивал успех с новыми ботинками.

Теперь я знаю: успех тоже трет.

Но хорошим ботинкам можно несколько дней потерпеть.

Успех разнашивается.

Представление о судьбе – самое сложное из всех умозаключений, ибо основывается на полной недостоверности непроисшедшего и на абсолютной достоверности случившегося.

Вдохновение – штука непостижимая и редкая, и кто управляет им – одному Богу известно, а Бог – человек молчаливый.

Я никак не могу ухватить литературу за хвост, всякая история, как старая штукатурка, отваливается при первом усилии. Ничего нельзя придумать, даже факта собственной жизни. Из окна видно забор, за забором – улица, за улицей – соседский забор, чужой двор, чужой дом и чужие окна. Кто там? – спрашивали у почтальона. Никто, – отвечаю вместо него я. Где я бываю, с кем общаюсь, о чем говорю? Разве не сделал я себе сам преграды, чтобы не уснуть?

Я не исключение, а скорее – правило среди людей. Кто бы мог подумать (я в наименьшей степени), что основных успехов я добьюсь в химии, выучусь на врача, стану лавочником, а любить буду литературу и книги. А ведь тоже бессмыслица. Ну что в мире изменится, если я напишу еще одну книгу? Да ничего. Зачем же я пишу?

Я вновь спрашиваю себя о чем-то и не отвечаю. Так часто происходит: мне незачем отвечать, да и некому. Что проку от моих ответов.

Опыт жизни нельзя передать никому, даже родному сыну. Ничто неотчуждаемо: ни одна мысль не может быть передана из одной головы в другую, нельзя одолжить свои чувства кому-то, как домашние тапки. Всё, о чем думаешь, и всё, что чувствуешь, принадлежит только тебе одному. Только ты – знаешь, только ты – чувствуешь.