Мартин Гал - Тайна Овера

Что делает меня, пишущего эти строки, – автором?

Возможен ли автор как факт или он всего лишь призрак, существующий на чистом поле страницы?

Где его присутствие становится зримым?

Чем он выкажет себя – нехотя и как бы по ошибке?

Стоит ли читателю верить, что полученное им письмо нашло верного адресата?

Все вопросительные знаки замерли на перекрестке.

Ожидание у двери ответа – мучительное как боль.

Что произойдет через минуту и что уже произошло?

Пропасть идей и скомканное предчувствие одной важной фразы.

Я запутался в предисловии как форель в сетях рыбака.

Важно не утратить точку силы, которая соединяет узлы.

Приближаясь к пределу возможностей, я понимаю, что нет никаких пределов.

Бесконечность внутри меня.

Нет более драматичного сюжета, нежели путь в никуда.

Всюду ловушки, обрывы, разломы, растворы и смеси.

Нет ни кристальной чистоты, ни точности бриллианта.

Нет ни тотальной грязи, ни совершенной красоты.

И везде, смеются, обнявшись: преступник и жертва, палач и казненный, Каин и убитый им брат.

Всё бурлит, всё кипит, срывая крышу неба, – ввысь, далеко улетает добро, становится облаком: нежным, красивым, а потом в один миг всё темнеет вокруг от злобных туч.

Всё, во что верил и всё, что любил – внезапно исчезает.

Нет больше музыки, нет больше танца.

Тучи, огромные тучи – толстые и неряшливые – зависли у меня над головой.

Я должен стать ураганом, чтобы их разогнать.

Нельзя сопротивляться этой неведомой силе.

Откуда ей ведомо, что я уже пришел?

Чудовищно находить в себе весь мир со всеми растениями, животными и людьми, видеть их всех вблизи, обнимать жирафа и кедр, старика и маленькую девочку.

Неужели все они – мои ?

Писатель – это всегда герой поневоле, человек, вынужденный по воле случая победить в неравном бою.

Слова, которыми он наполняет листы бумаги – упрямы и молчат.

Автор должен разорвать эту немоту, разогреть слова пламенем собственной мысли.

Но слова не боятся огня – их уже неоднократно пытали и не только огнем мысли.

И слова уцелели, даже стали сильней, столетия их могущества обросли легендами, и теперь слова – это короли, сидящие на троне.

Но, как и все короли – слова равнодушны к подданным.

Что ж, я заплатил жизнью за свою работу, и она стоила мне половины моего рассудка, это так. Но ты-то, насколько мне известно, не принадлежишь к числу торговцев людьми и умеешь стать на сторону правого, так как поступаешь действительно по-человечески. Но что поделаешь?!

Артур Раву, владелец гостиницы, 45 лет

Мадам Раву, его жена, 39 лет

Аделина Раву, их дочь, 14 лет

Поль Гаше, доктор, 62 лет

Маргарита Гаше, его дочь, 20 лет

Эмиль Бернар, художник, 23 года

Папаша Танги, торговец картинами, 66 лет

Рене Секретан, студент, 17 лет

Гастон Секретан, его брат, 21 год

Жан Мозери, доктор, 49 лет

Эмиль Ригамон, жандарм, 32 года

Альбер Орье, поэт, 26 лет.

События происходят в июл е 1891 года в деревне Овер-сюр-Уаз. Некоторые сцены в Париже в это же время.

Овер-сюр-Уаз. Таверна Раву на первом этаже гостиницы.

Мадам Раву моет посуду, ее муж Артур сидит за столом и пьет вино.

Мадам Раву: Мне не верится, что прошел год. Еще вчера как будто он был здесь и рисовал Аделину.

Артур Раву: Время словно испарилось.

Мадам Раву: Говорят, что человек жив до тех пор, пока не умрет последний, кто знал его живым.

Артур Раву: Всех нас забудут, рано или поздно.

Мадам Раву: Если верить словам Гаше, то Винсент был великим художником, а раз так, то его картины будут иметь долговечную жизнь. Люди будут помнить о нем, а может и о нас.

Артур Раву: Аделину уж точно не забудут, сколько раз он рисовал ее, пять или шесть?

Мадам Раву: Вот было бы чудо, лет через сто, гуляют люди по Лувру, а там картина – «Портрет Аделины Раву». Все останавливаются и смотрят на нашу дочь. Никого из нас нет в живых, осталась только эта картина…

Артур Раву: Хватит мечтать, что проку от этих фантазий? Да и не всё ли равно будут помнить всех нас или только Винсента? Ван Гог еще не знаменит, и вряд ли будет. Брат его, Тео, умер в январе, а он был единственным, кто верил в успех картин Винсента.

Мадам Раву: Я как вспомню, как Тео страдал возле его кровати, как горько рыдал…

Артур Раву: Это его и подкосило.

Мадам Раву: У Тео остался маленький ребенок, доктор Гаше сказал, что этого мальчика назвали Винсентом, в честь родного дяди.

Артур Раву: Еще один Винсент Ван Гог.

Мадам Раву: Надо уточнить у Гаше, сколько всего будет гостей. Продукты на рынке купить.

Артур Раву: Это верно, люди с дороги, проголодаются. А может, сделаем выставку картин, прямо здесь, в таверне?

Мадам Раву: Идея хорошая. Винсент был бы счастлив.

Входит Аделина Раву, в руках у нее подсолнух.

Мадам Раву: Где была?

Аделина Раву: Гуляла. Возле реки, а потом в поле. Всё живое стремится к солнцу, вот и он (показывает на подсолнух) мечтал вырасти и достичь солнечного диска, но не судьба.

Артур Раву: А как по мне, так судьба всего живого только в том, чтобы жить, а потом умереть.

Мадам Раву: Смерть не спрашивает что и как, приходит и забирает. Человек или подсолнух – разницы никакой!

Артур Раву: Не скажи. За подсолнухом кто будет плакать, человек – дело другое.

Аделина Раву: Я его часто вспоминаю.

Мадам Раву: Кого?

Аделина Раву: Винсента. Иногда он даже снится мне. Приходит и уходит, как будто хочет мне что-то сказать, но не решается.

Артур Раву: Это душа его готовится улететь к звездам, но видимо еще не решилась. (Улыбается). Просит разрешения у Аделин.

Аделина Раву: Я сегодня видела Маргариту. Она возвращалась с кладбища. Носит ему цветы почти каждый день. Винсенту всё равно, а она всё ходит и ходит.