Тесла Лейла Хугаева - Ось мировой истории. Авраамические религии и век разума

Так или иначе, нет сомнений в том, что немецкая спекулятивная философия, разрушив рационализм греков и картезианцев, вместе с ним разрушила и представление о духе как об энергии интеллекта.

4) Метафизика интеллекта

«Ученый чувствует, что все вокруг связано цепью причин и следствий… Его религиозное чувство принимает форму восхищения и восторга перед гармонией законов природы, в которых ему открывается интеллект такой силы и высоты, что в сравнении с ним ничтожными выглядят все систематическое мышление и деятельность человечества. Несомненно это чувство очень близко тому, что испытывали религиозные гении всех эпох. Всякий кто серьезно занят научным поиском, приходит к убеждению, что в законах, правящих вселенной, проявляет себя некий дух, стоящий бесконечно выше человека… Таким образом, научный поиск ведет к особого рода религиозному чувству, весьма отличному от религиозности людей более наивных. Я верю в Бога Спинозы, открывающего нам себя в гармонии всего сущего, – но не в Бога, озабоченного судьбой и деяниями людей».

Эмпирики прямо выступили против рационализма Платона и Декарта, немецкий идеализм делает это в завуалированной форме, прикрываясь понятием «нового рационализма». Так или иначе, и те и другие разрушили рационализм и вместе с ним метафизику интеллекта, без которой невозможна наука. А. Эйнштейн писал в этой связи:

«К религиозной сфере принадлежит вера в возможность того, что правила нашего мира рациональны, то есть умопостижимы. Не могу вообразить себе подлинного ученого, обходящегося без такой веры. Не знаю лучшего слова, чем „религиозность“, для уверенности в рациональной природе реальности, постольку поскольку она постижима для человеческого разума. Там, где это чувство отсутствует, наука деградирует до плоского и бездушного эмпиризма. Я глубоко религиозный неверующий… Вот такая новая религия».

Эйнштейн говорит о боге Спинозы, а Спиноза, как известно, наряду с Лейбницем один из самых известных последователей Декарта.

«Я мыслю, следовательно, существую» картезианской философии вполне отражает существо духовной энергии, как берущей свой источник в интеллекте. Таково же определение духовной энергии в философии Спинозы и в приводимых здесь цитатах известного физика, сделавшего ряд ключевых открытий 20 века.

Метафизика интеллекта предполагает первичность интеллекта, как форму задающую движение материи. Будь это мир идей Платона, законы природы Декарта и Спинозы или монады Лейбница – это всегда некая заданная идеальная форма, которая направляет движение материи, как составляющую содержание этой формы. В таком же ключе говорит об интеллекте и науке Френсис Бэкон в «Новом органоне»: «Таким образом, исследование форм, которые (по смыслу и по их закону) вечны и неподвижны, составляет метафизику, а исследование действующего начала и материи, скрытого процесса и скрытого схематизма (все это касается обычного хода природы, а не основных и вечных законов) составляет физику . Дело и цель человеческого знания в том, чтобы открывать форму данной природы, или истинное отличие, или производящую природу, или источник происхождения».

Декарт пишет в «Рассуждении о методе», что разница между человеком и животным не количественная (как утверждает Дарвин), а качественная, потому что у животных интеллект вообще отсутствует:

«Разница между человеком и животным выясняется, как мы видим теми же двумя способами. Примечательно, что не существует человека настолько пустоголового и тупого, включая и сумасшедших, чтобы связав различные слова, не передать речью мысль, доступную понимания собеседника; и наоборот нет никакого другого животного, включая лучших в своем виде и рожденных в самых счастливых условиях, способных сделать хоть что-то похожее. И виновато здесь не строение органов, потому что сороки и попугаи могут, как известно, произносить слова нашего языка, но не могут говорить как мы, то есть обнаруживать в словах свои мысли. Тогда как люди глухонемые от рождения, хотя органами речи способны пользоваться не лучше животных, изобретают обыкновенно знаки, посредством которых могут объясниться с теми, кто найдет время, оставаясь в их обществе, изучить их язык. Это доказывает не просто, что у животных разума меньше чем у людей, но что животные вовсе лишены разума. Ведь известно как мало ума требуется, чтобы научиться говорить».

Декарт говорит это с тем, чтобы обосновать свою философию познания, существо которой как у Платона в том, что познание есть встреча частей одной субстанции: мышления и законов природы, составляющих единую субстанцию интеллекта. Также говорит о процессе познания и Платон. Знание – это просто встреча двух частей интеллекта, которые подходят друг другу как ключ и замок именно потому что являются частями одного целого: встреча мышления и законов природы. Понятно, что в этом случае речь идет о метафизике, как первичности интеллекта, как некоей первичной творческой интеллектуальной активности, создавшей форму материи в виде законов природы и мышление человека, как инструмент для познания этой формы. Вот как пишет об этом Платон в «Государстве»:

«чем будет благо в умопостигаемой области по отношению к уму и умопостигаемому, тем в области зримого будет Солнце по отношению к зрению и зрительно постигаемым вещам. Считай, что так бывает и с душой: всякий раз, когда она устремляется туда, где сияют истина и бытие, она воспринимает их и познает, а это показывает ее разумность».

Отсюда уже очень просто сформулировать понятие о духовной энергии, как силе притяжения между полюсами интеллекта: активным полюсом (мышление) и пассивным полюсом (законы природы). Притяжение, которое люди переживают как фундаментальную страсть своего существа, как страсть к познанию. «Я глубоко убежден в том, – пишет в этой связи Эйнштейн, – что развитие науки связано прежде всего со стремлением удовлетворить жажду чистого познания. Состояние ума, дающее человеку возможность выполнять такого рода работу… сродни состоянию благоговейного верующего или влюбленного: ежедневные усилия определяются не сознательным намерением, не какой-то программой – они исходят прямо из сердца» («Цитаты и афоризмы»). Также и Платон уподобляет «влюбленному» страсть человека к познанию, когда он чувствует потребность коснуться мышлением родственного начала – истины законов природы. «Что человек, имеющий прирожденную склонность к знанию, изо всех сил устремляется к подлинному бытию? Он не останавливается на множестве вещей, лишь кажущихся существующими, но непрестанно идет вперед, и страсть его не утихает до тех пор, пока он не коснется самого существа каждой вещи тем в своей душе, чему подобает касаться таких вещей, а подобает это родственному им началу. Сблизившись посредством него и соединившись с подлинным бытием, породив ум и истину, он будет и познавать, и поистине жить, и питаться» Платон Государство