Игорь Прись - Контекстуальность онтологии и современная физика

Мы также не принимаем решение, ни индивидуально, ни сообща, о том, что есть та или иная социальная реальность, – например, о том, кого назвать постальоном. Социальная реальность не условна, не театральна, не конструируется, как это полагал постмодернизм. Условности и игра в социальное, имитация и видимость вторичны, предполагают реальность социального. Традиция как подлинная социальная форма жизни – концептуализированная социальная реальность, а не условность.

Социальная реальность – реальность устоявшихся социальных практик, традиций – «форм жизни» и «языковых игр» – и имманентным им норм, которые не формальные трансцендентные правила, навязываемые извне. Мы делаем не только то, что должны делать, но и, как правило, то, что все делают. Социальные объекты идентифицируются в контексте при помощи измеряющих социальную реальность социальных норм. Поэтому социальная онтология вариабельна, плюралистична.

В рамках контекстуального реализма отвергаются как редукционизм, согласно которому вещи вообще лишены социального измерения, так и метафизический социальный реализм, согласно которому вещи имеют внутренне присущее им социальное измерение, которое не зависит от контекста.

С точки зрения контекстуальной можно посмотреть на любую область исследования, в которой возникает вопрос о реальности. В частности, как нам представляется, реальность прошлого тоже контекстуальна. Как пишет Баро :

«Мы не ответственны за то, что когда-то произошло без нашего вмешательства. Но мы ответственны за то, что мы можем сделать настоящим, ввести в существование. Это хорошо поняли стоики. То, что от нас совершенно не зависит, не должно нас беспокоить, даже если и должно заслуживать наше внимание.

В отношении природы вещи не обстоят фундаментально иначе. Нильс Бор применил к естественному становлению, которое изучает, в частности, квантовая механика, формулу Киркегарда “Мы актёры, а не только просто зрители, в большой драме Вселенной”» [61, p. 13]. (Наша интерпретация квантовой механики в рамках контекстуального реализма излагается в Главе 11).

Эти слова могут быть интерпретированы идеалистически. Мы интерпретируем их реалистически, но не в метафизическом смысле: не всякое прошлое имеет объектное существование, так как для этого необходима его концептуальная (теоретическая) идентификация, по крайней мере потенциальная, то есть в принципе. Но это не значит, что неконцептуализированное прошлое не реально.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вопрос «Что реально?» ставят, например, Жослен Бенуа [87], Жан-Люк Марион [503–504]), Кит Файн [211] и другие.

Термин «объект» может быть понят в самом общем смысле как то, что имеет определённость или определённое существование, конкретное или нет, и даже как то, о чём вообще имеет смысл говорить, как, например, концепты. К парадигматическому случаю объектов относятся окружающие нас обыденные визуальные (пространственно-временные) конкретные объекты, имеющие ту или иную идентичность, как, например, конкретные столы, дома, деревья. Мы будем понимать под объектом в широком смысле то, что существует, то есть имеет определённость и реально (существование для нас всегда имеет определённость и реально). (О понятии объекта и его происхождении см., например, [532].) При этом мы не забываем, что существование (реальность) может иметь различную природу. Это, однако, не означает, как полагают некоторые философы, что существуют различные понятия существования (реальности).

Мы будем говорить о философии «первого», или «раннего», Витгенштейна, относящейся к Трактатусу , и философии «позднего», или «второго», Витгенштейна. Иногда различают философии «первого», «второго» и «третьего» Витгенштейнов. Философия третьего Витгенштейна относится к его последней работе «О достоверности».

Оговоримся: описание вещи, как мы будем утверждать, если оно корректное (подлинное), описывает саму реальную вещь, а не некоторую «вещь для нас». В этом и только этом смысле можно сказать, что описание и есть сама реальность. То есть подлинное описание укоренено в реальности, находится с ней в интимном контакте, питается ею. Это, однако, описание в контексте. Мы отвергаем «описание» , которое, оторвано от контекста и, соответственно, превращено в субстанциальный идеальный объект. Такое описание как бы приобретает своё собственное существование, отличное от существования реального объекта, который оно описывает. Другими словами, описание можно отождествить с реальностью, если внимание фокусируется на том, что описание описывает. Но его нельзя отождествить с реальностью, если внимание фокусируется на самом описании, на средствах идентификации реальности, в результате чего сама реальность выпадает из поля зрения. Следует также принять во внимание предупреждение Витгенштейна о постоянно грозящей нашему разуму опасности поддаться очарованию средствам языка и принять те языковые средства, которые играют экспрессивную роль, за средства описательные. Витгенштейн интересуется не столько языком, сколько тем, что такое мысль, сознание. Мы согласны с Жосленом Бенуа, что его скорее следует назвать философом сознания, а не языка [78]. Мы также утверждаем, что поздний Витгенштейн неметафизический реалист, а не «лингвистический идеалист». Язык для него – средство для выражения мысли и постижения реальности, а не самоцель. Нормы, которые управляют витгенштейновскими языковыми играми, могут быть сделаны эксплицитными в виде правил. Правила говорят, что надо делать, чтобы корректно «играть» в соответствующую языковую игру, которая есть нормативная практика. Эти правила не играют описательную функцию (функцию представления); они не описывают сами вещи или состояния дел. Но в рамках языковой игры они позволяют описать (идентифицировать) реальный объект при помощи эмпирических (описательных) концептов, в которых они имплицитны. В терминологии Брэндома правила – формулировки метаконцептов, играющих экспрессивную роль.

Отметим, что философы говорят также и о реальности норм. (Например, 23–24 мая 2019 г. в Париже состоялся французско-немецкий рабочий семинар под названием «Реальность норм».) На первый взгляд, это прямо противоречит утверждению об их идеальности. Отметим, однако, что вместе с Бенуа об идеальности норм мы говорим в категориальном смысле. В то же время, как мы полагаем, о реальности норм можно говорить в том смысле, что подлинные нормы, в отличие от псевдонорм, укоренены в реальности, вырабатываются в ней, имеют реальные условия своего существования и применения.