Владимир Зубков - Монологи и диалоги о постмодерне и постмодернизме

Идеология и структура тоталитарного государства тесно связаны с социальной утопией . Примечательно, что первую утопию создал родоначальник традиционного научного метода Платон. И на протяжении нескольких столетий эпохи Возрождения и Нового времени, когда этот метод праздновал безраздельную мировоззренческую победу, в жанре утопии были созданы сотни произведений. Но и в Древней Греции, и в Новое время в случае с утопиями мы имеем дело с неким симбиозом научного и мифологического сознания.

Утопии создавали рационалистически ориентированные ученые, идеализировавшие традиционную науку и как ее реальное воплощение – институт организации. Самое лучшее, целесообразное устройство общества в утопиях, начиная с платоновского «Государства», мыслилось как абсолютное главенство организационных принципов и недопущение спонтанности, неопределенности, противоречивости. В утопиях все элементы общественной жизни – политика, экономика, искусство, семья, досуг централизованно и рационально управляются. Общественный организм предстает здесь в виде предельно отрегулированного часового механизма, в котором все винтики и шестеренки работают в абсолютном согласии друг с другом. В таком обществе всегда существует четкая иерархия, где высшие позиции занимают философы, идеологи, мудрейшие члены общества, по определению приобщенные к тайнам науки, а значит и жизни. Нередко ученые, в реальности не имевшие достаточно высокого социального статуса, грезили об обществе, где именно они оказались бы на вершине власти. А для реализации этой мечты нужно было подчинить жизнь требованиям науки, «жрецами» которой они являлись.

Один из известных исследователей утопии как квазинаучного жанра Е. Шацкий указывает, что утопия для ученого – это мысленный эксперимент. «Определенную разновидность утопий… можно рассматривать как доведение до крайних логических последствий явлений, реально существующих в обществе, или, другими словами, как гипотезу о перспективах его развития. Даже там, где мы не имеем дела с подробно описанной моделью утопического общества, обычно встречаются многочисленные предположения о том, какие последствия повлечет за собой установление или упразднение тех или иных общественных институтов» [25] Шацкий Е. Утопия и традиция. М.: Прогресс, 1990. С. 33. . Осознание негативных последствий построения общества на логически непротиворечивых основаниях привело к проведению мысленных экспериментов «наоборот» и созданию антиутопий типа «Мы» Е. Замятина и «1984» Дж. Оруэлла.

Следует обратить внимание на то, что в истории человечества фактически не было рыночных утопий, поскольку в саморазвитии и спонтанности тех или иных общественных процессов люди всегда видели только угрозу. С большой натяжкой такой утопией можно считать лишь книгу Ф. Хайека о денационализации денег [26] Хайек Ф. Частные деньги. М.: Институт Национальной Модели Экономики, 1996. . Но сегодня в эпоху критики рационализма с особой ясностью ощущается абсурдность представления общества в виде единой слаженной организации. Поэтому спонтанные процессы стали восприниматься не столько как угрозы, сколько как некие зоны свободы, лежащие в основе социального развития.

Окончательное крушение тоталитаризма как «идеального» социального строя совпало с еще одним важным фактором формирования нового мышления – процессом глобализации . По существу этот процесс зародился давно и шел постепенно, открывая людям многообразие культур на Земле. (Можно сказать, что первым европейским «глобализатором» был Александр Македонский.) Но к концу XX столетия, как говорится, количество перешло в качество, и стало очевидным, что Западная цивилизация при всей своей привлекательности не является единственной и, главное, хотя и очень хочет, но не может задавать стандарты жизни для людей всей планеты. Глобализация обусловила возрастание потребности в идентичности (самобытности) конкретных обществ и сообществ и показала невозможность применения к ним единых критериев, какими бы универсальными они не казались.

Со времени самостоятельного существования социальных наук, каждая из них пыталась доказать свою научность, аналогичную научности естествознания, и создать обобщающую эмпирически обоснованную теорию, полностью объясняющую свой предмет. Однако ни математическое направление маржинализма в экономической теории, ни позитивизм в социологии, ни натурализм в политологии не смогли даже приблизиться к точности естественных наук и универсальности их постулатов [27] Культурология, сформировавшись в середине прошлого века усилиями постструктуралистов и постмодернистов и имея аксиологические основания, – единственная из социальных наук, которая не пыталась стать «точной». Не существует и современных всеобщих культурологических теорий, хотя в любом учебнике по культурологии изложены глобальные линейные, волновые и циклические модели развития культуры, созданные, начиная как минимум с XVIII века. . Напротив, всякий раз вместе с внедрением в повсеместную практику «универсальных идей» нарастающие негативные социальные явления постепенно разрушали веру в них и, наконец, разрушили совсем. Думать, что социальные субъекты подобны центрам тяжести в физике – слишком большое допущение. Общества, общности и другие социальные группы в социокультурном отношении слишком различны, чтобы их бытие подчинялось одним и тем же закономерностям. Поэтому сегодня никто уже и не пытается создать единую концепцию развития общества или даже отдельных его институтов.

Наверное, первыми, кто столкнулся с ограниченностью универсальных научных идей в современном мире, были менеджеры западных компаний, открывавших филиалы и представительства за рубежом. В отличие от экономистов, все еще веривших в то, что их наука похожа на математику и физику, а их рецепты процветания будут работать в любой стране, менеджеры на практике осознали недостаточность адаптации западных моделей и необходимость разработки особых подходов к работе с «инокультурным» персоналом. Если неолиберализм начала нового века все еще позиционировал себя в качестве некой волшебной палочки, делающей любую страну благополучной и процветающей, то реально действующие менеджеры уже с начала 1980-х годов были вынуждены погрузиться во все многообразие представлений людей различных национальных сообществ о работе, зарплате, карьере и пр. И они поняли, что научные идеи в социальной сфере дают ожидаемые результаты только в рамках определенных институциональных контекстов, а их на Земле множество.

Массовый скептицизм по отношению к традиционной науке во второй половине XX века был вызван пониманием того, что она, демонстрируя определенные успехи, не в состоянии решить фундаментальных проблем современности. Гуманное общество, даже на Западе, так и не построено, а в процессе хозяйственной деятельности человека возникает множество технологических, экологических и других рисков, которые, престав быть только предметом обсуждения ученых, вызывают тревогу у людей огромных регионов. Кроме того, с развитием средств массовой коммуникации современный человек получает во много раз больше негативной информации «в единицу времени». «Странным образом – пишет Л. Г. Ионин, – тотальное онаучивание мира сплошь и рядом приводит к результатам, противоположным тем, что имеют ввиду его сторонники. Так, невероятное усложнение технологических, экономических и социальных систем… приводит к тому, что они становятся непостижимыми и неконтролируемыми со стороны своих создателей и обретают собственные, незапланированные и неконтролируемые человеком способы деятельности.» [28] Ионин Л. Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. Учеб. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Логос, 2000. С. 396.