Антуан д'Оливе - Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во все эпохи и у разных народов земли

Нет, человек не является ни животным, ни чистым разумом. Он – срединное существо, помещенное между материей и духом, чтобы для них служить связью. Определения, которые ему пытаются дать, грешат ошибками и чрезмерностями. Назвать человека разумным животным – значит сказать недостаточно, но обозначить его в качестве разума, обслуживаемого органами – значит сказать достаточно. Человек, восприняв физические формы, наподобие животного, более чем разумен, он еще рассудочен и свободен. Соглашаясь с тем, что представляет собой мышление в чисто духовной части, неправильным было бы признать, что этот разум всегда обслуживается органами, очевидно независимыми от него, часто увлекаемыми слепыми побуждениями и производящими действия, что дезавуируют его. Если бы я обратился к самому себе с вопросом об определении человека, то я бы сказал, что это – телесное существо, возвышенное до интеллектуальной жизни, способное к восприятию восхищения и преклонения, или точнее – интеллектуальное существо порабощенное своими органами, восприимчивыми к деградации. Но имеющиеся определения будут всегда весьма плохо представлять это сложное существо, – лучше постараться его узнать.

Сейчас обратимся с вопросом к священным архивам человеческого рода.

Философы, естествоиспытатели или физики, включившие человека в категорию животных, совершили большую ошибку. Обманутые своими поверхностными наблюдениями и легкомысленными экспериментами, они пренебрегли посоветоваться с голосом столетий и традициями всех народов. Если бы они открыли священные книги наиболее древних наций мира, книги китайцев, индусов, евреев или парсов, то они бы увидели, что животное царство целиком существовало до существования человека. Когда человек появился на вселенской сцене, он образовал из себя одного четвертое царство – Человеческое. Это царство было названо Пан-Ку китайцами, Пуру браминами, Кай-Омордз или Месшиа (Meschia) приверженцами Зороастра, и Адамом евреями и всеми народами, принявшими Сефер Моисея, будь они христианами, что связаны между собой Евангелием, будь они мусульманами, что восходят к Корану и Евангелию. Я хорошо знаю, что те толкователи этих книг, которые останавливаются на буквальных и вульгарных формах, остаются чуждыми способу изложения древних и до сих пор считают Пан-Ку, Пуру, Кай-Омордза или Адама за одного человека, первого индивида своего рода; но я достаточно доказал в моем переводе Космогонии Моисея, содержащейся в десяти первых главах Сефера, что в Адаме нужно понимать не человека, в частности, но Человека, в общем, Универсального Человека, в целости Род человеческий и, наконец, Человеческое царство. Если обстоятельства мне позволят однажды дать обещанный мной комментарий этой Космогонии, я докажу таким же способом, что первый человек китайцев, индусов или парсов, – Пан-Ку, Пуру или Кай-Омордз, – должен стать всеобъемлющим (universalise) и восприниматься не как один человек, но как собрание всех людей, которые входили, входят или войдут в состав того великого, что я называю Человеческим царством.

Несмотря на многочисленные доказательства, данные в поддержку моего перевода, доказательства, которые никто еще не осмелился серьезно подвергнуть сомнению на протяжении пяти лет, с тех пор как они высказаны и известны, скажу, что хотелось бы считать Адама и различных космогонических существ, соответствующих ему, за одного человека-индивида, и он будет всегда оставаться таковым, ведь все книги согласны в различии данных существ от животного царства, хоть и относят появление их к разному времени, полагая в них объект специального творения. Одно это мне вполне позволяет не смешивать человека с животными и не включать его с ними в одну категорию, но, напротив, определить человеческому роду высшее царство, что я и определил.

Впрочем, если спросить о том наиболее осведомленных геологов, проникших далеко вперед на поприще материального познания нашей планеты, они вам скажут, что, достигнув глубины, не обнаруживается ни одного признака, ни одного повреждения, свидетельствующего о присутствии человека в первоначальные времена бытия мира, хотя останки скелетов животных встречаются в изобилии. И это совершенно соответствует священным традициям, о которых я говорил (3).

Я уже имел возможность говорить о Человеке в своих Исследованиях (Examens) Золотых стихов Пифагора, собрав как в связку (faisceau) священные традиции, сохраненные в древних мистериях, мысли наиболее замечательных теософов и философов, чтобы сформировать о человеке все, что могло бы нам прояснить внутреннюю природу этого существа, столь важного и трудного в постижении, не принадлежащего ни простому материальному или духовному естеству, ни вместе с тем двойному материальному и духовному естеству, но, как я уже показал в вышеупомянутом труде, относящегося к троичному естеству, соединяющему его самого с четверичной силой, образующей его. Я воспроизведу сейчас итог моих предшествующих занятий и сопоставлю их с мыслями, рассеянными в других местах, добавив к сему некоторые выводы, внушенные с тех пор мне размышлением и опытом. Выдвинем сначала некоторые общие идеи.

Ко времени, когда Человек появился на земле, три царства, образующие на ней совокупность, уже существовали и ее поделили.

Минеральное, растительное и животное царства были объектами трех последовательных творений, трех проявлений или трех развитий; Человек, а скорее Человеческое царство стало четвертым. Промежуток, отделявший эти различные проявления, отмерен в Сефере Моисея словом, выражающим феноменальную манифестацию ; таким образом, придав ему смысл более ограниченный можно обозначить его днем , хоть данный смысл очевидно вынужденный и нельзя отказываться видеть в нем период безграничного времени, всегда относящийся к существу, к которому он применим. У наций, упомянутых мной, у которых разнообразное развитие естества выражено почти как в Сефере у Моисея, этот период обычно измеряется продолжительностью великого года или его делений, равносильного астрономической революции, называемой сегодня прецессией равноденствий, что можно понимать, как 9, 18, 27 или 36 тысяч наших обычных лет. Но какой бы ни была временная протяженность этого периода, наименованного Моисеем проявлением, безмерностью, морем или днем, дело здесь не в том: в соответствии со всеми космогониями решена важная проблема о том, что Человек никогда не входил в животное царство. Напротив, это царство, а равно и два других более низших, растительное и минеральное, входили в его и ему были полностью подчинены.

Человек, предназначенный быть узлом, соединяющим Божество с материей, явился, по выражению одного современного естествоиспытателя, связующим звеном для всех существ. Помещенный в пределы двух миров, он стал на путь телесных наслаждений и умаления в божественном духе. Сущность, выработанная тремя царствами природы соединилась в нем в силе воли, свободной в своем развитии, которая его сделала живым образом вселенной и подобием самого Бога. БОГ есть центр и пространство всего сущего: Человек в подражании Богу есть центр и пространство своей сферы, на которой он обитает; он существует лишь сам один в своей сфере, составленной из четырех сущностей. А еще он тот, кого Пифагор назвал в своем таинственном катернере: