Вадим Руднев - Винни Пух и философия обыденного языка

Вот что там говорилось:

УШОЛ БЭКСОН [72]ЗАНЯТ БЭКСОН К. Р.

«Ха!», говорит Кролик. «Надо сказать другим». И он с важностью пустился прочь.

Ближайшим был дома Сыча, поэтому именно туда направил Кролик свои стопы.

Он подошел к двери Сычова дома и стучал и звонил, и звонил и стучал, пока наконец Сыч не высунулся наружу и сказал: «Пошел отсюда, то есть я хотел сказать – о, это ты» – в своей обычной манере.

«Сыч», коротко сказал Кролик. «И у тебя и у меня – мозги. У остальных – мякина. И если кто может в этом Лесу думать, а когда я говорю „думать“, то я имею в виду думать , то это мы с тобой».

«Да», говорит Сыч. «Что верно, то верно».

«Прочти вот это».

Сыч взял у Кролика записку Кристофера Робина и мельком взглянул на нее. Он умел написать свое собственное имя ЫСЧ, и он умел написать Вторнек так, чтобы было понятно, что это не Среда, и он мог читать вполне приемлемо, если только ему не заглядывали через плечо и не говорили все время «Ну», и он также умел…

«Ну», сказал Кролик.

«Да», сказал Сыч, стараясь произнести это как можно более Мудро и Многозначительно. «Я понимаю, что ты имеешь в виду. Несомненно».

«Ну?»

«Вот именно», говорит Сыч. «Безусловно». И после недолгого размышления он добавил: «Если бы ты ко мне не пришел, то я сам пришел бы к тебе!» [73]

«Почему это?», спросил Кролик.

«Вот по этой самой причине», сказал Сыч, надеясь, что вскоре что-нибудь придет ему на помощь.

«Вчера утром», торжественно говорит Кролик, «я пошел навестить Кристофера Робина. Его не было дома. К двери была прикноплена записка!»

«Вот эта записка?»

«Нет, другая. Но по содержанию та же самая. Это очень странно».

«Удивительное дело», сказал Сыч, вновь взглянув на записку. «Что же ты предпринял?»

«Ничего».

«Это самое лучшее», мудро сказал Сыч.

«Ну так что?», говорит опять Кролик, когда Сыч подумал, что он уже собирается уходить.

«Безусловно», сказал Сыч.

Некоторое время в голову ему не лезли никакие мысли, а затем вдруг одна пришла.

«Скажи мне, Кролик», говорит Сыч, «точные слова первой записки. Это очень важно. От этого зависит все. Точные слова первой записки».

«Она была точно такая же, как эта».

Сыч посмотрел на него, размышляя, как бы получше столкнуть его с дерева, но потом почувствовал, что это он всегда успеет сделать. И он предпринял еще одну попытку понять, о чем идет речь.

«Точные слова, пожалуйста», сказал он так, как будто Кролик вообще не умел говорить.

«Там сказано: „Ушол. Бэксон“. Как здесь. Только здесь сказано еще „Занятый Бэксон“».

Сыч издал вздох облегчения.

«А!», сказал Сыч. « Теперь-то мы знаем, на каком мы свете».

«Да, но на каком свете Кристофер Робин?», сказал Кролик. «Вот в чем вопрос».

Сыч снова посмотрел на записку. Человеку с его образованием прочитать ее было раз плюнуть. «Ушол Бэксон. Занятый Бэксон» – именно нечто в таком роде он и ожидал там увидеть.

«Совершенно ясно, что произошло, мой дорогой Кролик», сказал Сыч. «Кристофер Робин куда-то пошел с этим Бэксоном. Они с Бэксоном чем-то вместе заняты. Ты когда последний раз видел где-нибудь тут в Лесу Бэксона?»

«Не знаю», говорит Кролик. «Об этом я как раз тебя хотел спросить. Как он выглядит?»

«Ладно», сказал Сыч, «Крапчатый Травянистый Бэксон это просто – по меньшей мере, – он на самом деле больше всего напоминает – конечно, это зависит от, – ладно», говорит, «честно говоря», говорит, «я не знаю, как они выглядят», сказал Сыч откровенно.

«Спасибо», сказал Кролик и поспешил к Пуху.

Подойдя, он услышал шум. Итак, он остановился и прислушался. Вот какой это был шум:

«Хэлло, Пух», говорит Кролик.

«Хэлло, Кролик», говорит мечтательно Пух.

«Это ты сам песню сочинил?»

«Ладно, в некотором роде сочинил», говорит Пух. «Но мозги тут ни при чем», скромно добавил он, «потому что Неизвестно Почему, Кролик, но иногда это само приходит».

«А!», сказал Кролик, который никогда не позволял вещам приходить самим, но всегда сам шел и брал их. «Ладно, суть в том, что видел ли ты когда-нибудь в Лесу Крапчатого или Травянистого Бэксона?»

«Нет», говорит Пух. «Я Тиггера только что видел».

«Он тут ни при чем. Он не поможет».

«Нет», сказал Пух, «не поможет».

«А Поросенка видел?»

«Да», сказал Пух. «Но ведь и от него тоже никакого толку?»

«Ладно, это зависит от того, видел ли он кого-нибудь».

«Он меня видел», сказал Пух. [74]

Кролик сел на землю рядом с Пухом, но, чувствуя себя в этом положении гораздо менее важным, тут же встал.

«Все сводится к следующему вопросу», сказал он. «Чем теперь занимается по утрам Кристофер Робин?»

«То есть как это?»

«Ладно, ты мне можешь сказать, что кто-нибудь его видел утром? Последние дни?»

«Да», говорит Пух. «Мы вчера с ним завтракали вместе. У Шести Деревьев. Я сделал маленькую корзиночку, довольно вместительную корзиночку, обычную довольно-таки здоровенную корзиночку, полную…»

«Да-да», говорит Кролик, «но я имею в виду позже. Видел ли ты его между одиннадцатью и двенадцатью?»

«Ладно», сказал Пух, «в одиннадцать часов – в одиннадцать часов, – ладно, в одиннадцать часов, видишь ли, я обыкновенно бываю дома. Потому что я должен сделать одну или две вещи…»

«Ну тогда в четверть двенадцатого?»

«Ладно», говорит Пух.

«В полдвенадцатого»,

«Да», говорит Пух, «в половине или, возможно, позже я мог его видеть».

И теперь, когда он об этом подумал, он начал припоминать, что на самом деле не видел Кристофера Робина довольно-таки давно. Именно не утром. Днем – да; по вечерам – да; до завтрака – да; сразу после завтрака – да, а потом «Увидимся, Пух», – и его и след простыл.

«Вот именно», говорит Кролик. «Куда?»

«Может, он что-нибудь ищет?»

«Что?», спросил Кролик.

«Это как раз о чем я хотел сказать», говорит Пух. «Может, он ищет – этого – как его…»

«Крапчатого или Травянистого…»

«Да», сказал Пух. «Одного из них. Если он пропал».

Кролик посмотрел на него снисходительно.

«Проку от тебя – никакого», сказал он.

«Нет», говорит Пух, «но я стараюсь», сказал он скромно.