Иштван Рат-Вег - История человеческой глупости

- Господа, сервировку для короля!

Каждый из гвардейских офицеров забирал ту часть сервировки, которая была поручена его заботам, и шествие направлялось в столовую. Впереди мажордом со скатертью, за ним офицеры, по обеим сторонам лейб-гвардейцы. Они складывали предметы сервировки на сервировочный стол, и на том их миссия пока заканчивалась. Сервирование стола было делом других царедворцев. Они накрывали стол, затем дежурный камергер нарезал хлеб и производил смотр, все ли в порядке, мажордом снова стучал лейб-гвардейцам:

- Господа, жаркое для короля!

Лейб-гвардейцы занимали позиции, толпа вельмож входила в буфетную и подвергала пристальному осмотру жареные блюда, предназначенные к столу. Гофмейстер поправлял тарелки, затем окунал два ломтика хлеба в соус. Один пробовал сам, второй протягивал на пробу стольнику. Коль скоро вкус и аромат блюд оказывался удовлетворительным, снова складывалось шествие. Впереди опять-таки мажордом с жезлом, за ним гофмейстер с булавой, за ними дежурный камергер с одним из блюд, стольник — с другим, дегустатор — с третьим, потом еще несколько сановников с парой блюд. А самим блюдам выпадала особая честь; при них по обеим сторонам вышагивали лейб-гвардейцы с ружьями на плече.

При прибытии в целости досточтимой ноши в столовую докладывали, соблюдая положенные формальности, королю, что кушать подано. Обслуживание было делом чести шести благородных камергеров. Один из них нарезал мясо, другой накладывал его на тарелку; третий подавал и т. д. Если король хотел выпить вина, то кравчий выкрикивал:

- Вино королю!

Преклонял колена перед королем, потом шел к буфету и принимал из рук виночерпия поднос с двумя хрустальными графинами. В одном из них было вино, в другом вода. Опять преклонив колено, передавал поднос камергеру; тот, смешав немного вина с водою, отливал в свой особый бокал, пробовал, затем возвращал поднос кравчему. Все это с надлежащей серьезностью и торжественностью; король, наконец, мог пить.

Тот же ритуал повторялся при каждом отдельном блюде.

Когда до отказа забитый церемониями день проходил, и король собирался на покой, вкруг него снова разыгрывался спектакль утреннего туалета, но только в обратном порядке, как кинопленка, прокрученная назад. Скажем только, что теперь умывание имело большие масштабы, чем утреннее обтирание несколькими каплями винного спирта. Принесли полотенце на двух золотых блюдах, один конец влажный, другой сухой. Король протер влажным концом лицо и руки, сухим концом промакнул остатки влаги. Надо ли говорить, что поднесение полотенца считалось очень высокой честью и составляло особое право принцев крови. Придворный этикет даже при этом простом акте предполагал тончайшие различия. В присутствие сыновей и внуков короля полотенце передавал в руки старшему по рангу главный камергер. Если же короля окружали дети прочих герцогов, то полотенце подносил просто один из камердинеров.

Из этого фрагмента церемоний потомки узнали, что "король-Солнце" купался в славе, купался в молитвенном обожании подданных, купался еще много в чем прочем, не купался он единственно в воде.

Ежедневное поклонение божеству выполнялось при участии множества придворных вельмож и сановников. Управлением королевской кухней ведали 96 вельмож, среди них 36 стольников, 16 дегустаторов, 12 гофмейстеров и один главный гофмейстер. Персонал кухни составляли 448 человек, не считая слуг персонала и учеников этих слуг.

В одном из залов Вестминстерского аббатства в Лондоне за входную плату показывают одетые в королевское облачение восковые фигуры. Они были изготовлены не для паноптикума мадам Тюссо, а использовались на настоящих королевских похоронах как заместители усопших королей.

Странная вещь, надо пояснить. Для этого мне придется снова вернуться во Францию, где восковые куклы играли похожую роль, и до нас дошли подробные описания церемоний, совершавшихся вокруг них.

Тела усопших французских королей бальзамировались, но хоронили их только через 40 дней. А до тех пор гроб стоял на изукрашенном постаменте под покровом из золотой парчи с горностаевой оторочкой. На покрове возлежала восковая копия короля с короной на голове и королевским скипетром в руке.

Восковой копии воздавались точно такие же почести, как и самому королю, когда он еще жил, обедал и ужинал. Церемонии утреннего и вечернего туалета, естественно, не устраивались, но тем тщательнее соблюдались трапезные выходы. Точно в таком же порядке вносила блюда придворная челядь, точно так же их брали и подавали высокие особы, с непоколебимой серьезностью смешивали и пробовали вино, предлагая салфетку, строго придерживались правил старшинства по рангу. Кроме вельмож, присутствовавших по долгу службы, сюда являлся весь двор; те, кто и раньше имел право присутствовать при трапезе короля, цеплялись за это право, даже когда кормили безжизненную восковую куклу.

Восковая кукла немо сносила их приходы и уходы, их угодничество, разве что не улыбалась.

В чем же была причина, породившая эту безвкусицу?

Во всяком случае здесь отчасти сказывалось и безграничное тщеславие придворной челяди. Целых сорок дней можно было являться в свете, кичась рангом и знатностью. Если кому-то из придворных удавалось выскочить вперед, то и остальным не сиделось. Второй требовал свое, за ним третий, сотый и т. д. Поэтому было целесообразно обедами и ужинами восковой куклы разом накормить тщеславие всех их. Но где же зародилась эта по сути безумная идея восковой копии?

Нужно вернуться назад, к древнеримским императорам, там она и отыщется.

Из описания Геродиана [12] Геродиан (III в.) — историк, родом из Сирии, написал историю Империи в восьми книгах от смерти Марка Аврелия до вступления на престол Гордиана III (180-238 н. э.) ( прим. ред. ) известно, что, когда император умирал, его копию из воска клали на одр из слоновой кости и выставляли в вестибюле. Днями простаивали сенаторы в траурных одеждах вокруг воскового императора, раскрашенного в цвета болезни. Народ толпился снаружи, ожидая вестей. Время от времени врачи осматривали воскового пациента, качая головой, объявляли, что его состояние все ухудшается. На седьмой день объявляли о смерти. Только после этого следовали настоящие похороны — apotheosis, т.е. гигантский траурный костер, а также объявление императора богом.

Делали восковую копию и с Людовика XVIII. Только церемонию трапез у его гроба отменили. Потому как этот представитель старшей ветви Бурбонов был известен своим первоклассным аппетитом, и двор опасался, что хохот толпы будет слышен в траурном зале.