Михаил Геллер - Машина и Винтики

Статьи Уголовного кодекса применяются в определенных случаях, цензура формирует язык постоянно. О том, как работает советская цензура, ставящая значок на каждое печатное слово, на каждое изображение, музыкальную ноту, мы можем судить по некоторым произведениям, опубликованным сначала в оцензурованном виде, а потом – полностью. Достаточно, например, сравнить первое издание романа Булгакова Мастер и Маргарита и следующее, роман Фазиля Искандера Сандро из Чегема, опубликованный в Москве и в США, или различные издания советских энциклопедий, сочинений Маркса, Ленина, Сталина. В 1977 и 1978 г. стал известен документ: официальные тексты цензорских инструкций – "Книга запретов и рекомендаций Главного управления контроля печати, публикаций и зрелищ" – их вывез и опубликовал на Западе польский цензор Томаш Стжижевский в двухтомнике Черная книга цензуры ПНР. Польская цензура, рассказывает он, ежегодно (это было в 70-е годы), производит примерно 10 тысяч интервенций: запрещает печатать, ставить на сцене, выпускать на экраны, либо требует изменений разного рода в текстах и образах, либо "рекомендует", что и как писать, ставить в театре, экранизировать.

"Книга запретов и рекомендаций" – замечательный документ, раскрывающий характер советского языка лучше, чем все то, что о нем было написано. Нет сомнения, что модель польской цензуры – цензура советская. Маршал Маклюган считал, что мир это семантическая система, в которой информация может давать правдивое или фальшивое отражение реальности. Цензура рассматривает мир как семантическую систему, в которой информация – единственная реальность. В связи с этим рассматривать советскую информацию, советский язык в категориях правда-ложь становится с точки зрения советского языка бессмысленностью. Ложь проникает в слово, слово становится ложью. Напечатанная информация, поскольку она прошла цензуру и напечатана, превращается в факт, в единственную реальность. Лучшим примером может быть цензорское указание, касающееся загрязнения рек: "Запрещается публиковать материалы, касающиеся актуального загрязнения, вызванного польской промышленной деятельностью, польской части рек, истоки которых находятся в Чехословакии. Одновременно, информация относительно загрязнения этих рек промышленной деятельностью на территории Чехословакии разрешается".34 Социалистическая промышленность никогда не загрязняет рек в собственной социалистической стране. В соседней социалистической стране могут быть допущены ошибки (в Чехословакии, например) и тогда загрязнение реки происходит – но только до польской границы.

Цензура превращается в магическую палочку в руках власти. Она не защищает социалистическое государство от открытой критики (для этого есть другие органы), она строит семантическую систему, охраняющую и защищающую идеальную модель социализма. Люди появляются и исчезают по мановению цензорской магической палочки: писатели, музыканты, общественные деятели, попав в "список" имен недозволенных к печати – исчезают; потом – они могут (в случае изменения политической тактики) возродиться, т. е. быть возвращены в информацию. Исторические события исчезают из книг и газет, а потом возвращаются – в искаженном виде. В 1975 г., например, цензура разрешила "в научных работах, воспоминаниях, биографиях" употреблять формулу: "умер в Катыни", "погиб в Катыни", при условии, однако, что дата смерти будет не раньше июля 1941 г. Такого рода информация должна утверждать, что польские офицеры были расстреляны в Катыни гитлеровцами. Цензура, категорически запрещает писать о стихийных бедствиях и катастрофах в стране. После обработки информации цензурой остается изображение идеального государства и страны, которая уверенно идет из социализма в коммунизм. Это изображение и является – должно быть – единственной реальностью.

Цензура в Польше действует на основании тех же принципов, которые определяют деятельность цензуры в СССР, в других странах "зрелого социализма". Подобная модель цензуры действовала в гитлеровской Германии, ибо роль языка, как инструмента обработки человеческого сознания и трансформации реальности, была понята и нацистами с первых дней существования их партии.

Придя к власти нацисты приступают к строительству нового языка. Lingua Tertii Imperii, Языка Третьего Рейха. Немецкий филолог Виктор Клемперер вел на протяжении 12 лет нацистского режима дневник, в котором особое внимание обращал на изменения, происходившие в немецком языке, на процесс превращения немецкого в язык Третьего Рейха. Прежде всего он отметил: "… Все, что в Германии печаталось и говорилось, целиком и полностью нормировалось партийными органами". Основные черты нового языка, который строится: нищенская бедность, т.е. исключение всех "сложных", "двусмысленных" слов; отсутствие различия между словом письменным и разговорным, язык письменный, партийных текстов, входит в разговорный язык; изменяется ценность слов и их частотность, возникает иерархия в словаре, менее важные, ненужные с точки зрения руководителей языковой политики постепенно должны исчезнуть (те, которые в советских словарях отмечаются знаком: "устаревшие".)

Клемперер записывает в свой дневник: "… Нацизм входит в плоть и кровь людей через отдельные слова, обороты речи, языковые формы, которые навязываются миллионами повторений и воспринимаются механически и бессознательно". Клемперер настаивает на значении "отдельного слова", бесконечных повторений готовых клише. Поразительное сходство техники пропаганды, обработки языка, используемых знаков бросается в глаза даже при беглом изучении советских и гитлеровских текстов, иконографии. Клемперер считает, что основные знаки гитлеровского языка – модели нацистского языка – имеются уже в Майн кампф, опубликованной в 1929 г. Новые слова, готовые формулы – народ, партия, борьба – заполняют язык, начиная со дня прихода нацистов к власти. Нацисты широко применяют в мирной жизни военную терминологию, как – по инициативе Троцкого – начали это делать большевики после Октября. "Трудовой фронт", "битва за урожай"35 – так пишут и говорят в нацистской Германии и в Советском Союзе. Гитлер заимствует у советских пропагандистов знаменитый тройной портрет – профили Маркса, Энгельса, Ленина, заменяя профилями Фридриха Второго, Бисмарка, Гитлера. Сталин заимствует формулу Гитлера: правительства приходят и уходят, но германский народ остается, заменяя своим содержанием: Гитлеры приходят и уходят, но германский народ остается. Сталин говорит: марксизм не догма, но руководство к действию. Розенберг: нацизм не догма, но отношение к миру. На гитлеровских лагерях написано: Arbeit macht frei, на сталинских: Труд дело чести, дело доблести и геройства, а в сегодняшних лагерях: Труд – путь к досрочному освобождению. Германию украшали плакаты: Адольф Гитлер – это победа! В Советском Союзе лозунг звучал: Где Сталин – там победа!