Митьки Митьки - Выбранное

Сперва космонавты подавали сигналы. Потом притихли. Молча проплывали их корабли над планетой, печально глядели друг на друга в иллюминаторы забытые герои.

Постепенно техника сдавала. Пришедшие в негодность модули шлепались где попало, а их обитатели, не дождавшись ни вертолетов, ни спасательных команд, начинали нелегкий путь домой. Без денег, без билетов, без карты окружающей местности.

Добрались они и до нашей губернии.

Жил в селе Рождествено, что на Оредежи, старый дед. Жопа Алексеевич. Не в обиду ему, а просто такое у него было имя. От такого имени и судьба у деда получилась задумчивая. Люди с Жопой не водились. Ни в сельсовет на выборы, ни в милицию — никуда его не вызывали: как же такой срам в протокол писать?

В печали одиночества потянуло деда к знаниям. Выписывал он газеты, журналы по научным вопросам, вырезал из них полезные заметки и клал в папку с тесемками. Так и состарился: один-одинешенек на краю села, ощущая в себе то ли ущербность, то ли неясное превосходство свое над соседями. Неприветлив, сварлив стал. На людей волком глядит, а в душе одна надежда: как бы перед смертью хоть разок с умным человеком побеседовать. Пустое! Где ж его возьмешь — умного?

Сидит как-то вечером Жопа в избушке. Слышит — за окошком чьи-то шаги, голоса. В дверь постучали.

— Кто там?

— Это мы, космонавты. Пустите погреться и переночевать.

Так и сел дед. Вот оно! Наконец-то умные люди в его дом пожаловали. Однако отвечает им недоверчиво:

— Это надо еще проверить, какие вы космонавты. Загадаю я вам загадки. Отгадаете — милости прошу, приму с радостью. А коли не отгадаете — не обессудь, брат, так всыплю из бердана, что до самой смерти дробью срать будешь!

— Идет! Говори свои загадки.

Засуетился дед. Вынул он папку с тесемками, вырезки вокруг себя разложил. Что бы такое спросить позаковыристей? Надо ведь, чтобы и они поняли, к кому в дверь постучали: не какой-нибудь там пенек безмозглый.

Начал он загадки загадывать, а космонавты все невпопад отвечают. Что ни вопрос — все мимо.

— Что же вы за космонавты, коли на простые вопросы ответить не можете! Я в деревне живу — и то больше вас знаю.

Рассмеялись за дверью:

— А ты что думал? Мы тебе по самой современной науке докладываем. Ты же, небось, загадки свои из старых журналов вычитал, и сведения в них никак научному прогрессу не соответствуют. Эх ты, жопа.

Удивился дед: имя его им известно. Да и вправду, куда ему с космонавтами знаниями тягаться. Стало ему стыдно.

— Извините меня, старика. И верно: одичал совсем. Откинул он щеколду, отворил дверь. Вошли в дом беглые каторжники, убили Жопу и вынесли все из избы.

Из дальних странствий возвратясь, сошел на берег бравый капитан Дымов. При нем — тюки и чемоданы: гостинцы родне. Шелка, рапаны, жемчужные бусы, сушеная голова туземца, маски африканские из черного дерева, китайские вееры, японское кимоно, в маленькой коробочке — диковинный заморский зверек: морская мошонка.

Питается зверек орешками, семечками, ловко справляется с тараканами, словом, неприхотлив. Однако хлопот от него — больше, чем от живой обезьяны. Суетлив и беспокоен без меры. Вот и думает Дымов: кому бы этакое чудо пристроить?

Поначалу хотел его Главному морскому начальнику на юбилей поднести, да постеснялся. Уж больно оригинальный презент — может и не понравиться.

Сунулся было с ним домой, а жена и слышать не хочет:

— Что принес, дубина? Своего барахла мало! Она права: на балконе Дымов развел кроликов. Из знакомых никому не надо:

— Вот еще! — говорят. — Держать такое!

По Дымовскому наущению сынишка отнес зверька в школу, в кружок юных натуралистов. Вернулся вечером в слезах, с большой, жирной двойкой по поведению.

Сосед Дымова боцман Цыпа пожалел по-своему: «Выброси ты это говно! Гайку к коробке привяжем — ни в жисть не всплывет».

Жалко Дымову зверька, ругает себя: ради забавы словил животное, вырвал из привычной среды, а теперь, наигравшись, и жизни его лишать?

На ту пору о Дымовском чуде слава по всему городу пошла. Всем охота посмотреть на заморскую диковину. Особенно женский пол любопытствовал до крайности, но кому ни предложат — сразу в отказ. Добро бы просто посмеялись, а то некоторые и принимать Дымова у себя после этого отказываются.

— Иди, — говорят, — с этой своей; в общем, не ходи к нам больше.

Выход подсказал старый профессор Плешинер, что на артиста Евстигнеева похож: «Уж если не найти животному лучшей доли, так отнеси ты его в зоопарк — там любому подарку рады».

А на прощание Плешинер потоптался у двери и, взяв Дымова за пуговицу, шепнул смущенно:

— Ты бы только название ему другое какое придумал, все ж таки в бухгалтерскую отчетность заносить потребуется.

Дымову совет понравился. Покрасил он зверька для маскировки зеленой акварелью и отвез в зоопарк.

— Возьмете? — говорит. — Это — суматранская белочка.

— Отчего же не взять? Давай свою белочку.

Поселили мошонку в отдельную клетку, стали ухаживать. Вот только пары ему подыскать не сумели. Искали, искали — не слыхал никто о такой белочке.

Так и живет там один-одинешенек.

Грустно ему!

Стремясь обрести умное лицо, Леха Волобуев пошил себе новый пиджак. «Это — начало», — подумал Леха. К тому времени два месяца терся он в разного рода приличных местах, на общественных мероприятиях, концертах и выставках, постигая, с чего начать свое духовное восхождение. Широкий спектр интеллектуальных элит поразил Волобуева, даже вызвал некоторую растерянность в молодой душе. Публика — один другого краше, глаза разбегаются. Особенно хороши члены культурных фондов. Один из них — литературно-художественный, под названием «Тарас Бульба» — сразил Волобуева в самое сердце изяществом лапсердаков, пошитых «тарасовцами» из необъятной гоголевской шинели. «Вот она — азбука тонких различий, выделяющих интеллект в толпе пустоголовых бездельников», — смекнул Волобуев и, восхищаясь собственной догадливостью, поспешил к лучшему в городе портному.

Пиджак удался на диво! Надев его, Леха даже рассмеялся от удовольствия. Вот только брюки к пиджаку придется покупать новые. Прежние-то хоть и вполне приличные, но с ТАКОЙ красотой уже, конечно, не смотрятся. Заказал Леха тому же портному и брюки к восхитительной обновке.