Станислав Лем - Диалоги

В заключение отметим, что штурмовщинно-стихийная экономика, где явны цели, однако пути к ним тщательно скрываемы, где господствует антагонизм плановиков из центра и исполнителей на последующих уровнях, использует приемы статистического анализа ошибочно, поскольку для статистики проще всего смоделировать то, что происходит внутри замкнутых экономических единиц вроде фабрики или шахты, а не то, что делается в области их многочисленных стыковок. Ведь нехватка товара, который с гордостью вписывается в статистические рубрики, обнаруживается не на производственном предприятии, а совершенно в других областях; ведь некачественные, быстро изнашивающиеся шины приводят к ускоренной изнашиваемости подвесок автомобилей, то есть за недоработку одного производителя приходится расплачиваться другому; ведь чем длиннее и усложненнее последовательность взаимоотношений между производителями, тем труднее статистике выхватить звенья с критическим изъяном. Таким образом, специфика скрытой динамики успешно противодействует методам классической статистики, особенно когда целостным картинам, создаваемым статистикой, вопиюще противоречат картины местной жизни.

Перемена представленной ситуации в принципе возможна, однако это задача кропотливая и неблагодарная. Очередность действий при этом должна быть обусловлена предыдущим существованием системы. Первым этапом будет анализ ситуации, или составление карты динамики событий в их реальной структуре, отклонений от формально установленного образца. Следующий этап – это изменение структуры, представленное экономическими принципами соответствия планов развития – располагаемым мощностям, соответствие, направленное на раскрытие резервов, поскольку раскрытие резервов лишает почвы неформальные группы, сводит на нет использование ими объективных условий, а не только законодательства: пересмотром законодательства уничтожить их нельзя, поскольку они действуют вне закона. И только третьим этапом станет формирование новых общественных отношений и влияния на психику граждан. Смена очередности этих изменений не принесет желаемых результатов, поскольку внешнее руководство совестью приводит к обесценению призывов и лозунгов, это факт, который, к сожалению, превратился в параметр системы. Психологически очень понятна тенденция, кое-где уже реализованная, провозглашать подобные призывы, но надо понимать, что их результаты могут иметь характер парадоксальной реакции – противоположной благородным намерениям авторов лозунгов: своей похожестью на воззвания и лозунги, известные на протяжении многих лет, к которым глух разум, поскольку он отгораживался от них для защиты здравого смысла, будучи не в состоянии поверить словам, которым очевидная реальность противоречила на каждом шагу, этим своим неизбежным подобием лозунгам прежнего времени новые призывы запускают рефлекторный механизм подозрительности, обнаруживая стремление к тому, чтобы события не повторились бы снова автоматически. То есть чисто практический расчет, основанный на знании законов макро– и микросоциологии воздействия управления и мотивации, рекомендует здесь особую осторожность. Только последовательное освоение изменений в представленной очередности может превратить сизифов труд и бессмысленные усилия в работу, удовлетворяющую современные потребности и грядущие перспективы; без понимания этой простой истины улучшений не будет.

1. Поведение льва, убивающего львицу, крольчихи, поедающей своих малышей, самки богомола, пожирающей самца после оплодотворения, мы обычно не рассматриваем как неэтичное, потому что не прикладываем к поведению животных таких мерок, хотя мы и отличаем поведение в двух первых из приведенных примеров с животными от третьего, поскольку то, что для самки богомола является видовым стереотипом поведения, то в случае с крольчихой и львом представляет собой отклонение от стереотипа. Проводя такое различие, мы основываемся на утверждении, что животные не могут – из-за предназначенной им эволюцией цели видового выживания – вести себя таким образом, что если бы это стало постоянной закономерностью их поведения, то привело бы к уничтожению вида. В этом смысле, как обусловленное телеологически, стереотипное поведение животных является рациональным – а вот не было бы таковым, например, съедение самкой богомола самца до полового акта.

2. Этика человека также обладает подобным рациональным ядром, но оно не тождественно видовому стереотипу поведения, поскольку не существует ни одного одинакового для всех людей стереотипа. Этика, как представляется, – это один из (очень отдаленных) результатов возникновения языка, благодаря чему возможно сопоставление «моделей» текущих ситуаций с прошедшими и усвоенными, причем если эти модели сравнимы с точки зрения их «соответствия» или «несоответствия» (в отличие от критериев истинности и ложности), то возникает возможность аксиологической оценки. Когда эти модели в конце концов представляют собой образцы ситуаций межчеловеческих отношений, – а из компаративистики это следует, – которые совпадают (как «соответствующие») с директивами долженствования начинаний (закрепленными в культуре), то относительные ситуации приобретают в их интерпретациях и соотнесениях этический характер.

3. То, какие конкретно ситуации могут подвергаться оценке, утверждает культура. Так, в некоторых культурах личное лодырничанье скорее нейтрально с этической точки зрения, в других же – особенно в промышленных цивилизациях – оно порицается этически. Потому что оценка зависит от главенствующего влияния культурных образцов поведения, которые устанавливают, например, что достойным является поддерживать постоянную активность определенного рода: скажем, в некоторых культурах труд sensu stricto [52]творческий пользуется уважением, а «устраивать свои дела» может быть признаваемо достойным осуждения.

4. Под «этикой технологии» в этой работе мы хотели бы подразумевать только те влияния, какие техническое развитие оказывает в социальном масштабе на этическое поведение индивидуумов. Иными словами, говоря об «этических нормах», мы будем иметь в виду те, которые можно «абстрагировать» и реконструировать на основании эмпирических исследований стереотипов поведения индивидуумов в этических ситуациях, а не нормы, одобренные ими на словах. Мы отдаем себе отчет в том, что этика, общественно провозглашенная, не обязательно эквивалентна той, какую общество практикует реально. Расхождение теоретического образца и фактического стереотипа обнаруживается в любом обществе; если же в нем наблюдается расслоение (классовое, профессиональное и т.п.), в таком обществе может прогрессировать процесс «вилки» по отношению к этическим кодексам, частично адаптационный, и тогда возникает групповая, классовая, профессиональная этика. При этом амплитуда расхождения идеальных и реальных поступков представляет собой, несомненно, существенный параметр данной культуры, однако этим вопросом мы заниматься не будем. Следовательно, говоря о влиянии технологии на этику, мы хотим ограничиться изменениями, которые происходят в «этическом бихейверизме», не уделяя большого внимания тому, в каких новых формах может быть тогда провозглашена этика в воспитании, пропаганде, просвещении и религии.