Станислав Лем - Диалоги

Таким образом, оба пола обретают равноправие даже биологическое, поскольку на равных могут избежать всех последствий сношения. Облегченное функционирование технологии обладает, однако – в обоих представленных случаях, – общими отрицательными чертами. Химически гарантированное бесплодие сношения может привести (при наличии других факторов, о которых после) к ослаблению сексуальной связи, и в этом его действие подобно действию ЛСД, обрывающего – кардинально – все связи индивидуума с другими людьми. Дело не столько в сексе или в химически вызванном состоянии «познания абсолюта», сколько в способе технологического вторжения, которое доставляет полноту немедленного удовлетворения сугубо локальным воздействием. В то время как локальные действия могут иметь значительные нелокальные последствия. Так, например, использование средств борьбы с насекомыми, уничтожая одних вредителей, косвенно приводит в движение целую экологическую пирамиду видов на этой территории. Инсектициды вывели из равновесия экологическую иерархию, то есть некую материальную систему; средства же, удовлетворяющие стремления или влечения, могут разбалансировать аксиологическую систему общества. Облегчить – обесплодив – половой акт – это то же самое, что способствовать – косвенно – признанию определенных эротических недосказанностей несущественными; такое отношение лишает – впоследствии – любовное чувство серьезности. Это действие, обесценивающее сексуальный акт через тотальное лишение его естественных последствий, происходит в культурном ареале, где легкость и безответственность половых связей обнаруживается в последние десятилетия в явно нарастающей тенденции. Таким образом, происходит постепенное срывание с сексуальных контактов покровов исторически наслаивавшихся ценностей, поскольку эти ценности являются не непосредственным результатом проявления врожденных механизмов, а производным продуктом сознательного усвоения определенных (имеющих также этическую окраску) отношений, общественно одобренных и признаваемых ценными. Так называемая эротическая недосказанность культурно обусловлена, как и сложные, часто трудные и даже болезненные обряды инициации в первобытных обществах. Нет ничего проще, чем признать эту практику достойной лишь уничтожения как иррациональную, однако такая точка зрения даже с прагматических позиций неприемлема, потому что любая двойственная в культурном отношении ценность, по правде говоря, «не обязательна» – но только в том смысле, что ее роль в других культурах играют иные ценности. В различных человеческих обществах создана система препятствий для индивидуума на пути достижения зрелости (групповой, семейной, профессиональной, половой) – препятствий, которые вовсе не являются простыми «лишними трудностями». С их уничтожением ликвидируются одновременно определенные мотивации – не всегда предоставляя взамен что-нибудь другое, соответствующее. Технология гораздо более пригодна для уничтожения устоявшихся ценностей, чем для создания новых. Форсирование в этом случае создания «возможностей» может привести к «аксиологическому взрыву», то есть к развалу системы ценностей: подобное форсирование может породить ситуацию, в которой жить очень легко, но не хочется.

Мы не утверждаем, что контрацептивная фармакология в состоянии самостоятельно уничтожить эротическую любовь. Наверняка существуют культуры, так аксиологически настроенные, что «ценностноборческое» влияние этих средств могло бы в них вообще не проявиться социально. Однако в нашей – при наличии упомянутых тенденций – эти средства становятся фактором, придающим «безлюбовному сексуальному случаю» статистически возрастающую степень вероятности. Этот статистический аспект явления мы считаем самым существенным, поскольку он определяет направление развития перемен, в том числе и этических. Конечно, можно объяснить это таким образом, что женщины или девушки, которых до сих пор от сексуальных контактов удерживал только страх перед зачатием, не ценили – по сути – эротической специфики (что, впрочем, можно сказать и о представителях противоположного пола); и поэтому наблюдается всего лишь выход наружу – в поведении – своего рода падения уровня сексуальной этики, которое уже наступило, только не проявлялось достаточно массово. Подобное утверждение верно, по крайней мере в определенной степени, но оно не кажется мне достаточно существенным. Я предпочел бы вообще не заниматься сингулярным анализом психических состояний, долженствующим предварять суждения на тему эротики, потому что по этой теме у каждого своя точка зрения. В конце концов решающим для иерархии общественных ценностей является массовое поведение людей, а не то, как можно – в отдельных случаях – секционно анализировать мотивы их аксиологической ориентации. (При попытке подобного анализа немедленно возникают дилеммы: более важным является то, что люди думают, что делают, или то, что думают о генезисе их действий другие, например психоаналитики; «спонтанное» ли сознание или, лучше, «выученная» интроспекция, какую применяют, например, философы, должно быть исходным пунктом для исследования, и т.д. и т.п.).

3. Знания в наше время получают длительной напряженной учебой. Ее сделает излишней «информационносодержащая пилюля», которая наделит человека соответствующим объемом информации. Такой техники «дарового обучения» еще не существует, однако представляется возможным – хотя бы частично – ее реализовать. Однако труд, затраченный на учение, служит не только для получения определенного информационного капитала, он имеет свою, от природы этого капитала независимую роль. Он пробуждает честолюбие соперничества, закаляет для преодоления преград, делает неуязвимым для стрессов и таким образом формирует структуру личности.

«Информационная пилюля», таким образом, может, уничтожая «внеинформационные» результаты обучения, деструктивно влиять на психическое развитие человека. «Пилюля» – такая, какую мы в состоянии себе вообразить, экстраполируя скромные результаты, полученные в экспериментах, – обременила бы эрудиционным балластом ум, принципиально не подготовленный для всестороннего использования информации. Нанесенный ущерб тогда вынуждена была бы ликвидировать либо новая форма своеобразной дидактики (как пользоваться имеющейся информацией), либо – что, признаться, смахивает на абсурд – технология, которая непосредственным вмешательством в мозговые процессы довела бы их до такого состояния, до которого сейчас они доходят благодаря «обычному» воспитанию и образованию. Однако если бы даже нечувствительную к стрессам, всесторонне развитую личность и интеллект можно было бы сформировать благодаря последовательности инструментальных приемов, производимых фармакологически и электрохимически на мозге, – какие, собственно, ценности, оправдывающие существование, еще сохранились бы в подобном мире? Задача технологии не может заключаться в постоянном стремлении к «короткому замыканию» всевозможных потребностей, желаний и хотений с их предметами, потому что там, где можно иметь все и сразу, полностью отсутствуют ценности, которые формируются благодаря наличию определенной иерархии целей и градации трудностей, которые необходимо преодолеть для достижения целей.